Стиг Ларссон: человек, который играл с огнем - Ян Стокласса

Стокгольм, весна 1988 года

Что до Ханса Хольмера, то он в момент убийства Улофа Пальме находился в доме своего друга, издателя Эббе Карлссона. Он временно поселился там в связи с разводом, а потом нашел себе новую квартиру. Однако Эббе по-прежнему участвовал тогда в расследовании как неизменный компаньон Хольмера, всегда готовый помочь советом и делом, если бы Ханс об этом попросил, – а иногда и без всяких просьб Хольмера. Так Эббе попал на первую встречу Ханса с премьер-министром Ингваром Карлссоном и в комнату Пальме, где хранились материалы расследования.

Многие, вероятно, полагали, что, после того как провалилась «Операция Альфа», не дав в руки Хольмеру никаких улик, на Рабочую партию Курдистана махнут рукой. Однако Хольмер и Эббе не расставались с убеждением, что РПК – лучший ответ на загадку гибели премьера. Не совсем понятно, верили ли они в то, что кто-то из Рабочей партии и впрямь виновен, или в то, что такой ответ политически необходим. Хольмер и Карлссон долго играли для Пальме и социал-демократов роль людей, которые решают проблемы. И если бы они сумели разобраться с убийством самого Пальме, все остались бы довольны. Кроме того, Эббе, возможно, тоже рассчитывал стать Шведом года, как Хольмер, – если найдет подходящего виновного.

1 июня в СМИ произошел настоящий взрыв. Газета Expressen сообщила, что Эббе Карлссон с согласия высокопоставленных особ проводит параллельное секретное расследование, главное направление которого – РПК. На следующий день стало известно, что Эббе, частное лицо, получил рекомендательное письмо от министра юстиции Анны-Греты Лейон, чтобы пользоваться им при контактах с иностранными чиновниками. Как только о письме заговорили, оно было тут же засекречено. В тот же день бывший телохранитель Хольмера Пер-Ула Карлссон был задержан таможенниками за незаконный ввоз прослушивающего оборудования. Позднее получил огласку тот факт, что покупателем формально выступала дипломатическая миссия ЮАР и что за попыткой контрабанды стоял бывший полицейский Карл-Густав Ёстлинг.

На вопрос, зачем он обозначил миссию ЮАР как получателя товара, Ёстлинг ответил: «Ну, что-то же надо было написать». В действительности контрабандным оборудованием пользовался Эббе Карлссон, чтобы прослушивать Рабочую партию Курдистана. Скандал ширился день ото дня. Все партии в шведском парламенте, кроме социал-демократической, выразили недоверие Анне-Грете Лейон. 7 июня 1988 года она вышла в отставку.

Новый поворот делу задала статья журналистки Сесилии Хаген в Expressen от 9 июня, где прозвучал вопрос: «Какое влияние на правительство имеет Эббе Карлссон?» Это был намек на сговор геев среди социал-демократов. Оппозиция призвала нескольких министров к ответу перед комиссией парламента. Несколько месяцев после этого ошеломленная шведская публика, переходя от отвращения к смеху, наблюдала по телевизору за выступлениями перед конституционной комиссией ряда ключевых игроков шведской политики. Так называемое Дело Эббе Карлссона приобрело форму гротеска. Большинство шведов спокойно жили своей жизнью, но некоторые начали задумываться над тем, что в Стокгольме происходит что-то совершенно нездоровое.

А в расследовании дела Пальме опять началась полнейшая путаница.

Стокгольм, 1988 год

Стигу и Эве удалось ненадолго расслабиться после известия, что полиция подозревает Виктора Гуннарссона в соучастии в убийстве. Они не работали в рождественские и новогодние дни, гуляли и проводили время в беседах за кухонным столом с бутылкой вина. Когда в новом году полиция неожиданно отказалась от каких бы то ни было подозрений в адрес Гуннарссона, это стало неприятным сюрпризом: значит, расследование опять пошло в ином направлении.

Стига мучила мысль: что, если он совершил самую обычную для журналиста ошибку, сложил обрывки сведений в цельную картину, заполнив пробелы собственными фантазиями? Возможно, он слишком увлекся тем, что знал еще до убийства о правых экстремистах, и, как любой другой человек, стал воспринимать информацию полицейских через готовый трафарет. Он построил гипотезу на том, что исходило от самой полиции, и вернул ее полицейским, которые посчитали, что имеют дело с чем-то совершенно новым. Такое иногда случается, и досужая болтовня воспринимается всеми как серьезное доказательство вины.

Насколько объективным мог считать себя Стиг, долго занимавшийся отслеживанием деятельности ультраправых и сразу допустивший, что Улофа Пальме убил кто-то из их кругов? Что если сравнить себя с Ёльвебро, опытным полицейским, непредвзято рассмотревшим все улики и сделавшим на их основании вывод о стрелке-одиночке? Стигу следовало попытаться проверить гипотезу, которую полиция теперь считала наиболее достоверной.

К лету Эва убедила его снять сельский домик. Однажды поздним июньским вечером, когда скандинавское небо все еще оставалось светлым, они сидели и болтали за бокалом вина. Впервые Стиг поделился с Эвой мыслями, как могли развиваться события, если считать убийцу одиночкой. Эва помогала ему продумать картину.

Вернувшись в Стокгольм, они решили поделиться гипотезой с кем-нибудь, обладающим необходимым скептицизмом и кому Стиг мог доверять в оценке. С Анной-Леной Лодениус Стиг познакомился недавно, но уже понял, как хорошо они дополняют друг друга. Анна-Лена только что закончила изучать журналистику, но уже выбрала специализацию: изучение групп, объединенных ксенофобией и расизмом. Она разделяла приверженность Стига борьбе против правого экстремизма, но в остальном между ними существовали большие различия. Стиг всегда пребывал в поисках, продолжая копать еще долго после того, как срок сдачи материала миновал. Анна-Лена выстраивала сюжеты так, чтобы сделать их понятными человеку со стороны. Ее целью всегда было закончить конкретный проект, а затем перейти к следующему. Стиг вычерчивал схемы связей между организациями и отдельными людьми, иногда основываясь только на косвенных доказательствах и чутье. Анна-Лена ставила под вопрос гипотезы и требовала фактов. Объединенные вместе, их силы были несокрушимы. Поэтому она виделась наилучшим оппонентом, на ком Стиг мог проверить убедительность своей гипотезы.

Стокгольм, 3 августа 1988 года

Привет, Анна-Лена!

Вот тебе слегка странное письмо от человека, только что вернувшегося из отпуска. Ты, наверное, сочтешь изложенное в этом письме необоснованным и совершенно бессмысленным теоретизированием, но было бы здорово, если бы у тебя нашлось время над этим поразмыслить и если ты дашь мне знать, не возникло ли у тебя по этому поводу каких-нибудь идей.

Речь идет об убийстве Пальме. Ход моих рассуждений примерно таков. Как многие другие, я посчитал его спланированной и хорошо продуманной акцией какой-то группы ультраправых с обильным финансированием – возьми любую, они все в большей или меньшей степени на одно лицо. Было мало похоже на преступление, которое совершил безумец-одиночка, отправившийся на вечернюю прогулку с пистолетом. Но время не стоит на месте, и, по-моему, вероятность того, что в преступление была вовлечена большая группа, потихоньку уменьшается. Если бы дело обстояло так, где-нибудь уже просочилась бы какая-нибудь информация.