Пастух - Итан Кросс

Он перевел пистолет с убийцы на шерифа.

— Похоже, на этот раз вы поймали крупную рыбу. Собираетесь оставить или бросите обратно в воду?

— Думаю, решение будет зависеть от него, — сказал шериф, чей пистолет все еще был направлен стволом в пол. Казалось, нацеленное на него оружие волновало его не больше, чем перспектива дождя воскресным вечером.

— Не хотите рассказать, что здесь происходит?

Их взгляды встретились, и в это мгновение Маркус вспомнил, от кого получил пистолет, и мысленно отругал себя за то, что не проверил магазин. Теперь, когда он подумал об этом, пистолет действительно показался ему слишком легким. Он должен был догадаться, что оружие не заряжено. Я начинаю сдавать — в этом нет никаких сомнений.

Но поскольку шериф продолжал разыгрывать шараду, Маркус тоже посчитал, что может продолжать в том же духе, и по-прежнему держал девятимиллиметровое папье-маше направленным на выбранную цель.

— Держу пари, ты был хорошим полицейским, Маркус, — сказал шериф. — Я считаю службу в правоохранительных органах одной из самых тяжелых профессий. Люди рассчитывают на тебя, думая, что ты сделаешь их мир безопасным. Однако факт остается фактом. Мир часто бывает мрачным местом, преисполненным зла. Монстры прячутся под кроватями. А во тьме скрываются волки, только и ждущие, что один из нас отобьется от стада. И к кому все обращаются, если нужно развеять тьму? Они смотрят на полицию, обычных мужчин и женщин, давших торжественную клятву служить и защищать. — Продолжая говорить, шериф сделал шаг вперед. — А мы не похожи на рыцарей в сверкающих доспехах. Мы не можем вот так запросто прискакать и убить драконов, которые водятся в этом мире. Но порой нам приходится принять этот вызов. Мы действуем внутри системы, где невиновного могут приговорить к смерти, а очевидный хладнокровный убийца остается на свободе из-за формальной ошибки следствия. И где же те люди, которые встанут на защиту правого дела, пусть даже это не принесет им славы, где те, кто готов пожертвовать собой ради других? Знаешь, я не считаю себя просто правоохранителем. Я думаю, что полицейский больше похож на пастуха, защищающего стадо. Мы заставляем волков держаться подальше от него.

— И именно это вы сейчас делаете? Отгоняете волков?

— Я не жду от тебя понимания. Но в каком-то смысле это как раз то, что я делаю. Мне удалось поймать многих людей, считавших, что они могут избежать правосудия. Однако, вопреки распространенному мнению, правосудие не слепо. Оно настигнет тебя, где бы ты ни пытался скрыться. Никакого суда, никаких присяжных. Мы отбрасываем формальности и переходим сразу к наказанию.

— Но не вам решать, кого…

Шериф подошел еще ближе и перебил Маркуса.

— Я нашел машину, которую он угнал и бросил. Знал, что он передвигается пешком, пустил по его следу собак и отследил его до этого сарая. Если бы только я добрался сюда раньше… Ладно, к черту, подобные мысли могут свести с ума. Я прошел по следу и поймал этого психа, когда он точил нож, который пустил в ход, убивая Морин. Он явно хотел, чтобы ножичек был острым для следующей доброй бабушки, намеченной им в жертвы. Так что я сумел его поймать, сковать и избить до потери сознания. А потом вернулся в дом и, должно быть, запер за собой заднюю дверь. Наверное, по привычке.

Пока шериф говорил, Маркус мысленно взвешивал его слова. Во многом он был согласен с тем, что тот делал, но знал и другое: чем чаще убиваешь, тем легче даются убийства. Чем убедительнее подводишь рациональную базу под свои действия, тем больше готов сам себе прощать. Чем дальше идешь по этой дорожке, тем сильнее размываются для тебя границы между добром и злом, и ты уже порой не понимаешь, с какой стороны оказался.

Маркус не знал, что думать о моральных последствиях действий шерифа, но на самом деле это и не имело значения. Соглашался он с шерифом или нет, он был уверен в одном: шериф не собирался позволить ему уйти отсюда живым.

— Не подходите ко мне ближе, — сказал он.

Шериф проигнорировал его просьбу.

— У меня был план скрыть причину смерти Морин и как-то выдать ее за самоубийство. Но потом… Потом у меня появился гораздо лучший план для нашего друга Акермана. Твоя теория подошла как нельзя лучше.

— Какая теория?

— О том, что сейчас самое подходящее время кого-нибудь убить. Как ты сказал, у нас здесь есть превосходный козел отпущения. Совершенно правдоподобно. И, видишь ли, есть и тот, кого мне нужно убить. — Шериф вздохнул и покачал головой. — Но, черт побери, сынок, ты вмешался в это дерьмо и изменил мои планы. Наверное, я действовал недостаточно быстро. Я просто хочу сказать, что мне очень жаль, сынок, но подчас волки оказываются не единственной угрозой для стада. Случается, что кто-то в стаде заболевает и становится опасным для всех остальных. Для большего блага приходится жертвовать одним ради многих. Порой людей нужно защищать от них самих, и я действительно сожалею об этом.

* * *

— А что, если у меня вдруг случится амнезия, я позволю вам сделать свое дело, а сам пойду своей дорогой, как будто ничего не случилось? — спросил Маркус, хотя не собирался так поступать и не особенно верил, что шериф примет его предложение.

— Ты считаешь меня законченным идиотом?

— Вообще-то я думаю, вы находитесь в полном рассудке, и готов заявить об этом во время суда над вами.

Шериф рассмеялся.

— Жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах, но теперь тебе уже не удастся сменить карты, которые у тебя на руках. В глубине души ты понимаешь, что я поступаю правильно. Посмотри на этого сидящего перед нами зверя. — Он сделал жест в сторону Акермана. — Он, вероятно, сейчас придумывает различные способы, чтобы заставить нас страдать. Я сочувствую маленькому мальчику на том видео, но тот мальчик мертв. Я не могу позволить, чтобы еще хоть один человек пострадал от его рук. И не позволю. Мы здесь имеем дело не с людьми. Это монстры, и они не заслуживают права на жизнь.

— Да кто вы такой, чтобы решать, кто может жить, а кто должен умереть? Вы пытаетесь играть роль бога, шериф, а я не думаю, что Господь наш милосердный благосклонно взирает на таких самозванцев.

Их взгляды встретились, и шериф сказал:

— Прости меня, сынок. — С этими словами он начал поднимать руку с зажатым в ней пистолетом.

Не думая и подчиняясь чисто инстинктивному порыву, Маркус швырнул в шерифа свой бесполезный пистолет. Мир вокруг замедлил движение.

Как только пистолет вылетел из его руки, он ухватился за край стоявшего справа от него стола, приподнял его и опрокинул на шерифа, вложив в это движение всю свою силу. Стол ударил шерифа в левый бок, и пуля, нацеленная в грудь Маркуса, срикошетила от полупустой грязной полки.

С молниеносной скоростью Маркус оценил расположение полок и рванулся к двери. Он слышал шаги шерифа у себя за спиной и, как только добрался до двери, обернулся и с силой толкнул последний ряд полок. Подобно костяшкам домино, полки сначала попадали друг на друга, а потом завалились в центр сарая. У Маркуса больше не было времени оглядываться, и он выскользнул из двери, слыша позади крик боли, изданный шерифом.