Ксенофоб - Лев Пучков

Второй крепыш сидел сбоку: одну руку он сунул к себе в штаны и быстро двигал ею, второй щипал и мял Ленкино бедро. Рядом валялись разорванные кружевные трусики.

«Антифа» лежал в стороне недвижной кучкой и не подавал признаков жизни.

И все это безобразие продолжал снимать стройный тип с камерой.

Я попробовал встать и тотчас же рухнул на колени: голова шла кругом, у меня был полон рот крови, к горлу подступала тошнота, и вообще – координация приказала долго жить.

Я стиснул зубы и на коленях пополз к тварям, терзающим Ленку.

Лучше сдохнуть, чем видеть такое.

– Ну, б...! – досадливо воскликнул рукоблудствующий крепыш, заметив мое приближение. – Ну и че ты ползешь, чмо? Лежи, б..., не мешай людям отдыхать!

Оторвавшись от своего занятия, крепыш пнул меня в лицо. Несильно пнул, расчетливо, по необходимости – чтобы остановить. Я упал, уткнулся носом в землю и на несколько мгновений замер.

В таком положении я услышал победный рев высокого, собрался из последних сил, поднял голову и опять пополз.

Высокий встал и отошел в сторону. Крепыш, ударивший меня, стал поспешно стаскивать брюки, но в этот момент второй – державший Ленку, быстро сместился назад и занял место высокого.

– Э, че за дела? – возмутился второй крепыш. – Моя очередь!

– Твоя очередь свинке пробить, – буркнул высокий. – Вон, смотри – опять ползет.

Крепыш посмотрел в мою сторону, злобно пробормотал:

– Ну ты достал, чмо...

...И, подскочив ко мне, с разбегу ударил ногой в лицо – будто одиннадцатиметровый пробил.

Мир опять вспыхнул ярчайшей звездной пылью и погрузился во тьму.

Что это – я подыхаю?

Хорошо, если так.

Я не хочу жить на одной Земле с такими мразями...

Лучше бы они меня убили...

Мертвые сраму не имут.

Да, я это слышал и раньше, но никогда не вдумывался в смысл. Это было не для меня. Не про меня. И вообще совсем не в тему. Где я – а где мертвые...

Теперь я понял смысл. Человек – крайне эгоистичное животное, зацикленное на себе, многие простейшие вещи начинает понимать только после того, как они коснуться его лично. И это, в общем, не беда, но... Есть вещи, которые не просто касаются, а буквально бьют. Наотмашь. «Со всей дури», как говорит Федя...

Хочу сразу извиниться за сбивчивость изложения и общий сумбур. Я до сих пор не могу прийти в себя, а в тот момент, сами понимаете, был просто неадекватен. То есть вопросы о взвешенной оценке ситуации и возможных разумных решениях, снимаются авансом.

Я тащил Ленку к выходу из парка. А может вовсе и не к выходу – не знаю, я там очень плохо ориентировался. Я просто двигался по аллее, стараясь как можно быстрее убраться подальше от этого проклятого места.

Тащить Ленку было непросто – с ней внезапно случился приступ агорафобии. Проще говоря, она все время пыталась вырваться и спрятаться в каком-нибудь укромном месте. Один раз ей это удалось: я обратился к первой встречной парочке с просьбой дать нам телефон, на секунду утратил контроль и ослабил хватку. Ленка тотчас же вырвалась и удрала в ближайшие кусты.

Достать ее оттуда мне стоило немалых трудов: она намертво вцепилась в ветки, а я был растоптан, убит, немощен, и вообще, держался из последних сил. Мне нужно было во что бы то ни стало доставить Ленку домой: только это и поддерживало меня в те минуты на плаву.

– Уходи, оставь меня...

– Лен, ну пожалусс... – каждое слово давалось с трудом, челюсть распухла и онемела – похоже, мне там сломали все, что было можно. – Нам домой надо...

– Нельзя домой... Нельзя – в таком виде... Оставь меня, я хочу сдохнуть...

– Лен, ну че ты как маленькая... Ну я прошу тебя...

– Уйди, я сказала! Оставь меня...

Уже и не помню как – но мне таки удалось вернуть ее обратно на аллею и мы возобновили движение. Теперь я был более бдителен и ни на секунду не отпускал свою подопечную.

Ах, да, парк – это не заповедная зона, помимо нас там еще были люди. Парочка, у которой я попросил телефон, шарахнулась от нас, как от инфекционных больных. Вторым номером попалась ветхая бабуся – у нее телефона не было, но она почему-то решила, что мы пьяные и бросила вслед «нажрутся, как свиньи, потом шатаются тут!», а больше я не стал ни к кому обращаться. Понял вдруг, что помощи нам тут ждать неоткуда: люди, попадавшиеся навстречу, опасливо жались к обочине и прятали взгляды. Казалось бы, чего такого? Изодранный парень с расквашенной физиономией тащит за руку растерзанную девчонку, оба грязные, как черти, наверняка им в таком состоянии не помешает помощь...

Обидно.

Когда происходила вся эта гнусность, неподалеку тоже были люди. Рядом аллея, там, помнится, сидели два пацана, кто-то шел вдалеке, а ведь наверняка все слышно было... И никто не прибежал, не крикнул – что ж вы делаете, скоты!!!

Куда ты катишься, Родина?

Мы наконец-то выбрались из парка, но не со стороны центрального входа, а где-то сбоку. Здесь было совершенно пусто: ни остановки общественного транспорта, ни ларьков, ни такси – ничего такого, что бы нам сейчас пригодилось. Единственный признак цивилизации: оживленное шоссе, по которому в обе стороны со скоростью пули летели машины.

Голосовать? Вряд ли кто-то остановится: на такой скорости тормозить будет метров сто. А если и остановится, вряд ли нас кто-нибудь подберет, в таком-то виде. Это ведь тоже самое, что посадить на заднее сиденье проблему на свою голову: что у людей случилось и как там оно обернется в дальнейшем, один бог знает. У нас ведь страна такая: никто не даст гарантий, что через минуту из парка не выскочит черный «мерс» с тонированными стеклами, и пустится в погоню: то ли поймать, то ли добить, то ли доглумиться, а может и все сразу, оптом. Или кто-то из нас умрет по дороге. Ну и кому оно такое надо?

Тем не менее я дотащил Ленку до обочины и поднял руку. А что еще делать? Телефонов нет, помощи ждать неоткуда, единственное, что осталось – голосовать до посинения. А если до сумерек не остановится никто – броситься под машину: может, кто-нибудь сердобольный вызовет «скорую», хоть Ленке помогут.

Тут Судьба неожиданно сжалилась над нами: не прошло и минуты – возле нас, загодя сбросив скорость, притормозила старенькая «Хонда».

– В Аммиачинск поедем?

– Да хоть в Хабаровск, только платите, – водила – пожилой нерусский кудряш (я их не различаю: армяне, азербайджанцы, прочие – они для меня все одинаковые), окинув нас беглым взглядом, мгновенно распознал беду. – Что-то случилось?

– На нас напали... – тягуче заторопился я, с трудом выталкивая каждое слово. – Все отняли... Дайте телефон... Позвоним... Скажем – деньги вынесут...