Твоя - Клаудиа Пиньейро

На вопрос следователя, хочет ли он что-нибудь добавить, убрать или изменить в своих показаниях, свидетель ответил: «Нет». На основании чего был составлен данный протокол, текст которого зачитан свидетелю вслух. Протокол подписан свидетелем, следователем и секретарем.

Я села в автобус, ехавший к центру. Мне вообще не нравится водить машину, а особенно когда я на нервах. Стоит ли говорить, что я действительно сильно нервничала. Мне казалось, будто внутри у меня что-то клокочет и вот-вот польется из ушей. Что-то горячее, прямо-таки кипящее. Желчь, что ли? Я заняла место недалеко от водителя и стала смотреть в окно. Попыталась успокоиться. Попробовала дышать глубоко. И почему это я забросила занятия йогой? На углу улиц Кабильдо и Хураменто не работал светофор. Деревья, машины, дома. Я поиграла ключами Алисии, лежавшими в кармане. Ах да, преподавательница йоги слишком много болтала, это просто выводило меня из себя. Плавным голосом, медленно и спокойно, — о внутреннем свете, о матери-Земле, но все равно это было чересчур. Мимо прошли подростки в школьной форме. Четверо или пятеро. Я подумала о Лали. Ей будет нелегко принять все это. Она всегда жила в своем хрустальном замке. Мы не втягивали ее в наши проблемы. От всех возможных опасностей ее защищал отец, вот ведь парадокс. И вдруг мир перевернется вверх тормашками. То есть он уже перевернулся, если быть точной. Конечно, тут есть от чего потерять голову. Ну, да таков закон жизни. Я тоже чуть с ума не сошла. Придется ей повзрослеть, ничего не поделаешь. Повзрослеть внезапно, как и всем нам когда-то. Деревья, дома, машины. То же самое было и со мной, когда отец ушел и больше не вернулся. Ты думаешь, что у тебя есть все, что у вас идеальная семья — и вдруг однажды все меняется. Не знаю, выдержит ли это Лали. Вряд ли она справится. Но тогда я о ней думать не могла. Хоть раз в жизни я должна была подумать о себе. И сделать то единственное, что мне следовало сделать. Реклама губной помады, дома, машины. Красный, желтый, зеленый. Я повторяла про себя то, что собиралась сделать, по пунктам. Чтобы не думать о Лали. Достала из сумочки свой план, не прикасаясь к револьверу. Пункт первый: банкомат. Я сосредоточилась на своем плане. Деревья, дома, машины. Пункт первый: банкомат. Затем я стала думать о втором пункте. И о третьем, и о четвертом. Шаг за шагом. Машины, дома. Люди входят и выходят. Я не хотела думать о нем. Об Эрнесто. Перекрестки Буэнос-Айреса, гудки автомобилей. Пункт первый: банкомат. Я приехала на место. Хотела выйти из автобуса через заднюю дверь, как и следует. Звонок не работал. Я закричала, водитель тоже. Материться я не стала, не мой это стиль, хотя его и следовало бы обматерить. Я пошла, врезалась в кого-то, меня толкнули. Люди, много людей. На противоположной стороне улицы я увидела банкомат. Перешла через дорогу. Подождала своей очереди. Те, кто стоял передо мной, возились очень долго, немыслимо долго. Конечно же мои проблемы никого не волнуют. Я чуть не прыгала от нетерпения. Подошла моя очередь. Я проверила остаток на счете. Около десяти тысяч долларов. Попыталась получить всю сумму, но мне позволили снять только семьдесят тысяч песо. Столько я и взяла. Пункт второй: повторить пункт номер один столько раз, сколько потребуется. Увидев еще один банкомат, я проделала то же самое. На экране банкомата появилось сообщение, что операция невозможна: большей суммы за один день снять нельзя. Этого я не знала, раньше я не пользовалась банкоматом. В начале каждого месяца брала деньги у Эрнесто и тратила их. И еще у меня были деньги на банковском счете, в моей заначке, которая началась с дырки за кирпичом в гараже. Но этих денег я трогать не хотела, лучше их приберечь на трудные времена. Попытала счастья еще в одном банкомате, но тоже безуспешно. Сообщение было таким же. Я пошла прямо в отделение банка. Это банк Эрнесто, а не мой. Не хотелось мне туда идти, но других вариантов не было. Там стояла очередь. Пришлось ждать. Почему эта очередь тянется так долго, я же очень спешу? Подошла к операционисту, сказала, что хотела бы закрыть счет Эрнесто Перейры и/или Инес Ламас. Меня спросили, на это ли имя открыт счет, я ответила, что да. Сотрудник проверил и сказал, что Эрнесто должен подписать бумаги. Я ответила: мол, как жаль, но Эрнесто в отъезде. Мне возразили, что в таком случае счет закрыть невозможно. Я сказала, что мне срочно нужны деньги, чтобы заплатить за операцию моей мамы. Очередная придуманная история, их так часто рассказывают, что уже и поверить трудно. Не знаю, но мне удалось их одурачить. Я заплакала. Кажется, сотрудник мне посочувствовал. Сказал, чтобы я не плакала, если мне нужны деньги, он их выдаст. Я спросила: а разве это возможно без подписи Эрнесто? Он ответил, что для снятия денег подписи не требуется, она нужна лишь для закрытия счета. Я подумала, что если бы была владельцем банка, то поменяла бы эти идиотские правила. Улыбнулась и попросила выдать деньги как можно быстрее. Сказала, что от этого зависит жизнь моей матери. Операционист за стеклом почувствовал собственную важность. Он предложил мне оставить на счете сто песо, чтобы аудиторы его не закрыли. Это была еще одна банковская норма. Я согласилась. В кассе мне выдали деньги. Я пошла в туалет и спрятала их. Мелочь положила в сумочку, а банкноты засунула в лифчик. Они были совсем новенькими и скользили по телу. Вышла. Заглянула в магазин одежды, купила джинсы и черную кожаную куртку. Заплатила наличными. Отдала им свой костюм песочного цвета, чтобы они положили его в пакет, а сама вышла в новой одежде. Пакет с костюмом я оставила в первом же мусорном контейнере. Мне было жаль его. Вошла в телефонную будку, но звонить не стала, лишь просмотрела телефонный справочник. Отыскала разделы «Аренда автомобилей» и «Парики». Пункты четвертый и третий соответственно. Вспомнила, что ключи от дома Алисии остались в кармане пиджака, в мусорном баке. Но это было не важно, даже лучше, удачный способ избавиться от этого ужасного сувенира. Центр аренды автомобилей был от меня в четырех кварталах, а магазин париков — в двадцати, но следовало начать с парика. Третьим пунктом значилось «купить парик». Я села в метро: от станции до магазина придется идти довольно далеко, зато тут не надо думать, как при поездке на автобусе. Такси я не взяла — не имела такой привычки. «Для чего дарить им деньги», как говорила моя мама. Я добралась до магазина париков. Прямо передо мной туда вошла еще одна женщина. Она хотела продать свои волосы. Их покупают для париков из натуральных волос. Она заинтересовала продавца, тот подозвал управляющего. Несколько минут они обсуждали цену. Мне стало любопытно, хоть я и торопилась. Никогда не видела, чтобы кто-то продавал свои волосы. Они торговались, женщина дала понять, что они ей предлагают очень мало, но согласилась. Потом она ушла. Настала моя очередь. Я выбрала темно-каштановый парик — гладкие волосы до плеч. Обычная прическа обычной аргентинки. Но почти все мы хотим быть блондинками. Или казаться блондинками. И мы делаем мелирование, осветляем брови и в конце концов забываем, что когда-то наши волосы были другого цвета. Новоиспеченные блондинки. Блондинки всем на зависть. Блондинки, как я. Примерила каштановый парик. Он на мне сидел прекрасно. Там был еще один, роскошный, темный, почти черный, с длинными гладкими волосами. Как у Чаро. Его я тоже примерила, просто так, из любопытства, кто знает, когда мне удастся примерить парик еще раз. Мне понравилось, как пряди легли на плечи. Как у нее. Будто бы Чаро продала свои волосы и здесь их купили. Но купила я другой парик. Каштановый. И не стала его снимать. Мой естественный цвет, хотя я его и терпеть не могу. Самый обычный. Я смотрела, как за стеклом, в витрине, продавщица снова надевает темный парик на манекен. Как она осторожно расправляет пряди волос, чтобы они переливались на свету. Он был выставлен в самом центре витрины. Все остальные по сравнению с ним выглядели какими-то блеклыми. Словно их и вовсе не было. Не говоря уже о светлых париках. Я снова воспользовалась метро и доехала до центра проката автомобилей. Вошла. Подождала немного у стойки, пока единственный сотрудник закончит обслуживать клиента, судя по всему — иностранца. Было жарко, я сидела в кожаном кресле, которое подо мной быстро отсырело от пота. Я вся буквально взмокла. И сильно нервничала. Да и в парике я чувствовала себя некомфортно. Он оказался довольно колючим, а почесаться было неловко. «Туфельки мне жмут немного, и чулки в жару ношу…» И почему это мысли, пущенные на самотек, цепляются за такую ерунду? «Ведь по нашему соседу я давно с ума схожу…»