Холодный поцелуй смерти - Сьюзан Маклеод

Я отвела взгляд, обнаружив, что пялюсь на него, словно привороженный человек из тех, кто последует за кельпи куда угодно, например в омут, и с некоторым усилием принялась любоваться остальными декорациями.

— Тут все по-другому, — заметила я, чтобы завязать разговор. — Раньше было не так похоже на тропики.

— А, да, я кое-что подправил, — ответил Тавиш со своим мягким теплым акцентом. — В это время года в горах родной Шотландии чуток ветрено и вереск окрашивает склоны в прекрасные цвета самой природы.

Я махнула рукой назад, в сторону пропасти:

— А там что случилось?

— Фр-р, — по-лошадиному фыркнул он, — это в планы не входило, но тебе повезло: пропасть все липла к тому концу спуска, все норовила разукраситься мостиками из дощечек да веревочек. У меня прорва времени ушла на то, чтобы уговорить магию перетащить ее поближе сюда.

Ну да, теперь-то она вся в Промежутке. А Промежуток очень податлив — в отличие от мира людей и Зачарованных Земель, — так податлив, что кто угодно с минимальными колдовскими талантами может навязать ему свою волю. Но иногда магия предлагает собственные причудливые интерпретации того, чего от нее хотят. Тавиш создал этот клочок земли пару столетий назад, но, хотя все это время он лепил его по собственному вкусу, все равно ощущение было такое, словно магия может в любой момент оставить его ни с чем — или с лоскутком земли не толще лезвия бритвы.

— Надо полагать, чего-то добивается, — мрачно пробормотала я.

— Как мы все, куколка, как мы все! — Он рассмеялся — редко когда удается услышать такое мелодичное ржание. — Ах, если бы еще всегда удавалось получить то, чего добиваешься…

Во мне проклюнулась досада. Я набрала горсть песка, подняла руку, чтобы песок высыпался между пальцев. Наверно, Тавиш был вовсе не так рад меня видеть, как показывала его улыбка.

— Должна ли я сделать вывод, что ты не собираешься мне помогать?

— Ах нет, куколка, вовсе нет — просто не рассчитывай, что у меня найдутся ответы на все твои вопросы. — Он перевернулся на живот, лицом ко мне, и оперся на локти. Вода омывала его широкие плечи и стекала по желобку на мускулистой спине, сверкая на темной коже аквамарином и бирюзой. — Однако же спрашивай.

Я переморгала яркие пятна, плавающие в глазах от бликов на воде, и медленно проговорила:

— Ты видел ту запись с камеры видеонаблюдения, которую показывают в новостях? Может ли быть, что ее подправили или что там есть какие-то улики, которые полиция не заметила или не показывает?

— На записи нет ничего, кроме тебя и как ты входишь в пекарню. — Жабры его раздулись. — И потом взрыв.

— Да уж, честно говоря, я надеялась услышать совсем другое. — Я поджала губы.

— Странно мне, что ты туда пошла, куколка.

Тавиш провел по песку волнистую линию, и поднялся ветер — море за его спиной подернулось рябью.

— Ничего удивительного, Тавиш. — Я нахмурилась, не понимая, почему он спрашивает. — Последние две недели я заходила туда почти каждое утро.

— Зачем? — не унимался он, выкапывая в песке у себя под носом глубокую ямку.

Я подтянула колени к груди и обхватила их — тон Тавиша мне не нравился.

— У пекаря были неприятности с одной ведьмой: ну, молоко скисало, тесто не поднималось…

— Тогда, пожалуй, не с ведьмой, а с домовыми, но… — В ямку сочилась вода. — Ты ведь смекаешь, к чему я клоню? — Тавиш испытующе взглянул мне в лицо.

— Меня кто-то подставил, — заявила я, надеясь, что он не станет задавать мне еще каких-нибудь вопросов: например, не я ли убила Томаса. — Да, я это сама сообразила, представь себе. Беда в том, что этот Томас — погибший пекарь — говорил мне, что у него куролесит ведьма, а я сама ее никогда не видела. — Я кисло улыбнулась. — Ты ведь смекаешь, к чему я клоню?

— Ах, это правда — кто это был, ведьма или сида, человеку нипочем не различить, если сида сама не захочет. — Ямка в песке перед ним переполнилась. — Однако же в Лондоне нет сидов, кроме тебя, куколка. Вот уже лет восемьдесят с лишком.

Тогда приключился раздор между лондонским волшебным народом и одной королевой сидов, и королева запечатала врата.

Лет сто назад упомянутая королева полюбила смертного человека и решила родить от него сына. Сын ее, естественно, родился человеком, как и все дети от смешанных союзов сидов с людьми, поэтому она оставила его и вернулась на Острова Блаженных. Но она его любила, навещала, когда он вырос, и повелела лондонскому волшебному народу оберегать его, пока ее нет. А он в один прекрасный день связался с дурной компанией, попался в вампирские сети и погиб. Королева обвинила в этом лондонский волшебный народ и не просто запечатала врата, но еще и наложила проклятие дрох-гвиде, чтобы они «вечно разделяли горе, терзающее ее сердце».

Вот почему так много лондонских полукровок — людей с примесью крови волшебного народа — становится жертвами банд кровососов из СОС-тауна, причем невинными жертвами.

Конечно, ворошить грязное белье на людях никому не нравится, поэтому принято считать, будто сиды не жалуют Лондон — хотя в других местах их полным-полно — только потому, что предпочитают жить в Зачарованных Землях, а не иметь дела с шумом нашпигованных техникой столичных улиц.

— Может быть, один из порталов в Зачарованные Земли на какое-то время открывался? — спросила я, уткнув подбородок в колени. — Если да, в них могла пройти другая сида… — Не закончив фразы, я посмотрела из-под ресниц на Тавиша и на воду перед ним. И отгородилась от него небольшим бруствером, который выстроила пальцами ног.

Тавиш снова фыркнул, и от него в темные морские дали разбежались пенные барашки.

— Никто из нас не в силах открыть врата без ведома других!

Я надеялась на более содержательный ответ, в котором, например, упоминалось бы о том, открывались все-таки порталы или нет, но Тавиш был из диких представителей волшебного народа, а с ними бывает трудно. Они с легкостью умалчивают обо всем, о чем не считают нужным распространяться, причем зачастую просто так, из чистой вредности.

Я зашла с другой стороны:

— А вдруг это сида открыла врата?

— Такого скверного нрава, как у волшебного народа, на всем белом свете не сыщешь. — В улыбке Тавиша появилась резкость. — А леди Мериэль с леди Изабеллой между тем отказываются заключать с королевским посланцем даже перемирие. — Он наклонил голову, серебряные бусины зазвенели — дреды свесились вперед, и по воде в ямке пошла рябь. — Если другая сида решит навестить Лондон, она не обнаружит прохода. Врата теперь запечатаны и с нашей стороны.

Зараза! Значит, надежды на порталы нет! Но на запись с камеры видеонаблюдения все равно стоит посмотреть. Теплая волна перекатилась через бруствер и намочила мне ноги, взметнув вокруг них сахаристые песчинки.

— Можно мне тогда прокрутить запись? — спросила я, отодвигаясь на дюйм назад. — Вдруг что-нибудь разгляжу.