Гадюка в сиропе - Дарья Донцова

– Он еще курицу-гриль принес, –наябедничала Лиза. – Я два крыла съела, а остальное они схарчили.

Я проследила за ее пальцем и увидела Рамика иПингву почти в бессознательном состоянии у пустых мисочек.

– Им нельзя столько мяса, заболеют!

– Разве это мясо? – ухмыльнулсяАндрей. – Тьфу, птичка. Вот мама моя, когда жива была, иногда суп варилавкусный, морковка кружочками, лук, курочка и вермишель звездочками. А как онапомерла – ни разу такого не ел. Все прошу баб, ну сварите лапшу куриную, ивечно у них блевотина выходит.

– Сколько же тебе лет? –поинтересовалась я.

– На третий десяток перевалило, –вздохнул сосед. – Двадцать четыре стукнуло, старость подгребает.

– Мама твоя давно скончалась?

Андрей глянул в окно, помолчал и ответил:

– Мне двадцать два было.

– Бедный, – пожалела егоЛиза. – Наверное, у тебя папа остался. Знаешь, папа лучше мамы!

Сосед поскучнел, затем поковырял в ухе.

– А я отца и не знаю.

Повисло молчание, прерываемое только легкимпохрапыванием обожравшегося Рамика.

– Сам-то ты чем занимаешься? – неудержалась я.

Андрей широко улыбнулся:

– Сначала при Глобусе состоял, а потомнаши в легальный бизнес ушли, надоело по улицам носиться, бесперспективно, да ижить охота. Мне-то еще повезло. Из бойцов редко кто больше года бегает, с кемначинал – все доской прикрылись. Ну а у меня возраст уже пожилой, да и папабольше не желает с властями свариться. В общем, у нас на троих автосервис ибензоколонка, все по-честному, путем. Разберем иногда машинку-другую, не безэтого, но в основном нормальный клиент идет, деньги имеем.

Вновь повисло молчание. Затем Андрейзасмеялся:

– Ну мастина, вот жадный!

Рамик, еле-еле передвигаясь на коротенькихлапках, доплюхал до мисочки Пингвы и начал подъедать оставшийся там кусочеккуриной кожицы.

Ночью я лежала без сна, глядя, как по потолкубегают тени. Только не подумайте, что я принадлежу к категории людей, беспрестанноповторяющих: раньше сахар был слаще, масло маслянее, а солнце теплее. И еще –при коммунистах не было голодных, а на три рубля люди жили неделю. Неправдаэто, нищих при Советах было полно, у нас в консерватории работала гардеробщицейтетя Катя, получавшая пенсию сорок пять рублей, так ректору, взявшему на службустарушку из жалости, пришлось оформить «на вешалку» внучку бабки. По законамтех лет пожилая женщина не имела права подрабатывать, и она должна была тихоокочуриться с голода, пытаясь прокормиться на сорок пять рублей.

И все же вряд ли при брежневском режиме Андрейоказался бы в банде. Скорей всего, пошел бы работать на завод. Существовалипартийные и профсоюзные организации, домком, соседи, в конце концов… А сейчас!Ему еще повезло, парень-то он неплохой… Внезапно я сообразила, что милыймальчик, любящий животных и старающийся подружиться с нами, вероятно, замешанво многих преступлениях, и решила подумать на другую тему.

Скоро по потолку перестали бегать квадратикисвета, часы в кабинете Кондрата монотонно пробили три раза, началось самоестрашное время суток. Катюша, всю жизнь проработавшая в больнице, уверяла меня,что именно на промежуток с трех до пяти приходится основная смертность, в этовремя чаще всего случаются инсульты и инфаркты. Но, как ни странно, ибольшинство людей родилось на свет именно в эти часы. Я, как правило,проваливаюсь в сон и просыпаюсь только по звонку будильника. Но сегодня сердцеколотилось в груди, и покой все не приходил.

Почему убили Кондрата? Кому была выгоднасмерть преуспевающего литератора? Кто решил подставить Лену? Из-за чего лишилижизни Антона Семенова и Ангелину Брит? И где искать организатора всех этихпреступлений. Ох, чует мое сердце, режиссер у спектаклей один. Только как донего добраться?

«Все-таки Андрюша неплохой парень», –неожиданно вяло подумала я и заснула.

Разбудил меня Пингва. Залез на кровать и сталскакать, сдирая с меня одеяло.

– Уйди, негодник, – пробормотала я,глянула на будильник и заорала: – Лиза, вставай скорей, школу проспали, ужедесять! Лиза, быстрей!

В ответ – звенящая тишина. Ругая себя на всекорки, я влетела в детскую. Широкая кровать была застелена покрывалом, на немвольготно раскинулся Рамик. Машинально отметив, что песик еще прибавил в росте,я кинулась на кухню. Посередине стола стояла сковородка, накрытая крышкой,сверху белела записка: «Дорогая Лампуша, я ушла в школу, вернусь поздно, нассегодня ведут в музей. Тебя будить не стала, отдыхай. Завтрак готов».

Я подняла крышку и увидела сильно подгоревшуюи абсолютно холодную яичницу с малоаппетитным кусочком жирной ветчины. Из глазот умиления чуть не хлынули слезы. Лизок постаралась и сготовила что могла. Яне слишком люблю жареные яйца, да еще в компании с беконом, но эти проглотила вполном восторге и принялась одеваться. Съезжу в «Мир литературы», поспрашиваюколлег Лины. Все-таки негодяя, задумавшего всю комбинацию, нужно искать возлеБрит. Ведь открыла же она, смертельно напуганная, добровольно дверь, значит,отлично знала пришедшего, доверяла ему. Хотя почему это я употребляю мужскойрод? Вдруг все придумала женщина?

«Мир литературы» помещался в большом здании,украшенном множеством табличек. Здесь мирно соседствовали «Загадки икроссворды», «Друг зверей», «Женский взгляд», «Володя» и «Светлый путь». Поднявшисьна третий этаж, я пошла по длинному коридору, стены которого украшали картины игравюры. Множество совершенно одинаковых белых пластмассовых дверей сверкалитабличками: «Отдел информации», «Сектор критики», «Фотоотдел». Поколебавшись, ятолкнула дверь корректорской и поинтересовалась:

– Скажите, Ангелину Брит где найти?

Пять миловидных женщин разом оторвались отбумаг и уставились на меня. Наконец одна курносенькая блондиночка осторожноспросила:

– А вы ей кто?

– Автор, статью принесла.

Женщины одновременно вздохнули, блондиночкавсе так же немногословно сказала:

– Ступайте в отдел информации.

В нужной комнате перед компьютером сиделадевица в невероятно короткой юбчонке. Вначале мне показалось, что онапросто-напросто забыла надеть с утра эту деталь туалета – ну опаздывала наработу и прилетела в одном свитерке. Кстати, одна из наших преподавательниц,милейшая Валентина Сергеевна, однажды ворвалась в лекционный зал с воплем:

– Простите, проспала.