И приходит ночь - Эллисон Сафт

новый вид голода. Какая бы болезнь ни поразила этого человека, она бушевала слишком долго. Еще несколько дней без лечения, скорее всего, убьют его. Дверь скрипнула, когда она осторожно открыла ее.

– Здравствуйте? Генри? – позвала она, надеясь, что не напугала его. – Я целитель, меня позвал лорд Лоури.

Но ответом была лишь тишина.

Единственная свеча, расплавленная до состояния лужи, горела во мраке, но тени упрямо цеплялись за углы, как пятна дыма. Кровать занимала почти всю комнату, ее белый балдахин был закрыт. У Рен создалось впечатление давно заброшенной комнаты, вся мебель была под чехлами. Из-за балдахина донесся влажный, лающий кашель.

Рен села на стул рядом с кроватью больного и отдернула занавеску. Мужчина лежал, завернувшись в простыни и опираясь на подушки. Хотя усталость делала ее вялой, она собрала магию и положила ладонь ему на грудь, чтобы оценить повреждения организма. Что могло уничтожить слуг за несколько недель?

Ее глаза привыкли к темноте. Постепенно вырисовывалось лицо больного. Черные волосы и смуглый цвет кожи. Властные черты лица. Слегка пухлые губы. Это был не тот величественный дворецкий, которого она себе представляла. Он был просто угрюмым молодым человеком. Просто…

Рен подавила вздох и отдернула руку.

Это был не простой слуга.

На постели больного беспокойно спал Хэл Кавендиш.

9

Хотя с их последней встречи прошли годы, она не смогла бы его с кем-то спутать. Это был он. Это Хэл. Хэл, которого считали пропавшим.

Но вот он, в этом поместье, лежит на кровати с балдахином. Рен резко встала, и скрип стула разбудил его. Со стоном он открыл глаза. Разум Рен помутнел от ужаса, стал такого же черного цвета, как глаза Кавендиша. Она уставилась на его грудь, стараясь не смотреть в глаза. Даже одной секунды, одного взгляда будет достаточно, чтобы ее сердце остановилось.

Нет-нет-нет. Это невозможно. Почему здесь оказался именно он?

Он – Жнец Весрии. Он – чудовище, он выше таких смертных вещей, как болезнь. Но все же он томится здесь, как любое существо из плоти и крови, страдающее лихорадкой. Заметив, как он дрожит, ей стало почти жалко его.

Когда страх превратился в ярость, в голову Рен без спроса проскользнула мысль: «Убей его».

Чернила уже высохли на контракте, который требовал, чтобы она исцелила его, рискуя всем, что старалась сохранить. На руках этого человека было слишком много крови, ее уже невозможно смыть. Убить его было бы так просто, так правильно. Она могла бы прямо сейчас перерезать ему сонную артерию и не задумываться о пустяковых последствиях разрыва контракта.

Рен никогда раньше не убивала. Ее клятва целителя запрещала это. Но она наблюдала, как ее друзья делали это снова и снова с грацией и безжалостностью волка, сворачивающего шею кролику. Избавление от Кавендиша стало бы актом милосердия, было так же свято, как исцеление. Погибнуть от рук врага было более почетно, чем умереть от лихорадки, как дикая собака.

Серебряная магия осветила ее ладони. Каждый незаслуженный вздох Хэла был хриплым.

Раз Уна хотела, чтобы она была безжалостной, она оправдает ее ожидания.

На противоположной стене Рен заметила свое отражение в старом зеркале, покрытом темными пятнами, похожими на плесень. Со взъерошенными волосами и ввалившимися глазами она выглядела изможденной, отчаявшейся и испуганной. Она была совсем не похожа на саму себя.

Что она делала? Она была целителем, и кроме того…

Вернулось смутное воспоминание о встрече с Изабель. «Его жизнь принадлежит мне». Гнев Рен медленно остыл и уступил место осознанию. Она не могла убить Хэла, потому что королева хотела видеть его живым.

Рен ненавидела себя за внезапный прилив облегчения. Она ненавидела себя за то, что у нее не хватило сил осуществить задуманное. Возможность, которую ей предоставил Хэл, была почти идеальной. Королева никогда ничего так не хотела, как завладеть человеком, который переломил ход войны и запятнал ее правление.

Что, если Рен станет тем, кто приведет его к ней? Она уже воображала эту картину. Восхитительный разъяренный шок на лице тети, когда она разыграет свое драматическое возвращение. Переход к неохотному уважению. Все, за чем она сюда пришла – искупление, доказательство своего мастерства, повторное разрешение на расследование, – у нее будет это и даже больше. Ей не нужно тратить здесь время, подлизываясь к какому-то нерешительному дворянину, пока не утихнет буря. Все, что ей нужно сделать, – вызвать экипаж, чтобы вернуться домой, и вылечить Хэла от этой болезни, чтобы он не умер. С жутким решительным спокойствием Рен откинулась на спинку кресла у кровати. Ее колеблющаяся тень упала на Кавендиша.

Он искал ее глаза, и она испуганно вздохнула и отвела взгляд. Искоса она заметила, как Хэл смотрел на нее – с такой мольбой, что это нервировало. Он сказал что-то по-весриански, чего она не смогла понять, так тихо и хрипло, как будто он не говорил неделями. Пределы собственных знаний расстраивали ее.

– Что ты сказал? – Она тщательно, обдуманно выговаривала каждое слово.

Уголок его губ изогнулся в легкой улыбке. С легкостью переключившись на другой язык, он пробормотал с акцентом, но на идеальном данийском.

– Я знаю тебя.

Конечно, он не мог запомнить ее после того единственного раза, когда она наблюдала за ним на передовой. Возможно, он видел ее портрет раньше, но учитывая, что она была исключена из линии наследования, она сомневалась, что у него были причины помнить ее имя и лицо. Рен знала, что не стоит потешаться над людьми, находящимися в муках заблуждения, но ее любопытство победило.

– Ты уверен?

– Ты здесь, чтобы закончить все это.

Разочарование захлестнуло Рен. Конечно, он не узнал ее. Он бредил, он посмотрел на нее и увидел Старуху.

– Нет. – Она осторожно убрала волосы с его лба, удивляясь нежности своего жеста. Это было странно красиво – даже прилипшая к его лицу от пота прядь. Черная и блестящая, как воронье перо. Под кончиками ее пальцев его кожа горела опасным огнем. – Ты не отделаешься так просто.

Выражение его лица напоминало погасшую свечу, совершенно побежденное. Неужели он действительно так хотел умереть?

Его взгляд становился все более расфокусированным, тяжелым, пока она наблюдала, как он борется за ясность мысли. Рен подождала, пока его дыхание выровнялось и он погрузился в неглубокий сон. Она почувствовала облегчение, когда поняла, что ей больше не придется с ним разговаривать. В глубине души она понимала, что не хочет снова видеть блеск его глаз в темноте.

Говорили, что его сила была нечестивой, неестественной – что он был не смертным, а