Александр III и его время - Евгений Толмачев

Основы государственного устройства русской империи наследнику престола читал Модест Андреевич Корф. 1 июня 1865 г. Александр Александрович отметил в своём дневнике: «В 1/2 1 был у меня в первый раз М. А. Корф. Начал он очень хорошо и умно, надеюсь, что будет так продолжаться». Действительно и все последующие лекции его были прослушаны великим князем с большим интересом. За плечами Корфа была довольно насыщенная кабинетная жизнь. Родился он в Петербурге в 1800 г. Происходил из старинного дворянского рода Вестфалии. Был лицеистом первого выпуска. С 1826 г. работал у знаменитого М. М. Сперанского во втором отделении императорской канцелярии, участвовал в подготовке «Полного собрания законов» и «Свода законов». Корф выделялся высокой культурой и государственным умом. Он олицетворял собой деликатность и вежливость, приличие в поведении и речах. Немало значимых, общедержавных документов прошло через его руки на посту управляющего делами Комитета министров, Государственного секретаря, начальника Второго отделения императорской канцелярии, председателя Департамента законов Государственного совета. «В эпоху Николая I барон Корф, — заметил Д. А. Милютин, — как и все современные государственные люди, отличался изворотливостью в ведении дела, прилаживанием к чужим взглядам и неустойчивостью собственных убеждений». Николай I выказал Корфу особое доверие: в 1847 г. ему было поручено читать курс правоведения великому князю Константину Николаевичу. Впоследствии он читал основы государственного устройства русской империи младшим сыновьям императора Николаю и Михаилу Николаевичам, а в царствование Александра II великим князьям Николаю, Александру, Владимиру и Алексею Александровичам. Корф умер тихо в 1876 г., как будто заснул, от старческой слабости. Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге.

Помимо вышеназванных педагогов занятия с цесаревичем проводили и другие преподаватели. Французскому языку продолжал обучать его М. Реми, который находился рядом с великим князем с его ранних лет. Государственное право изучал с наследником Г. Пискарёв, английскую литературу преподавал М. Мечин. Когда 31 мая 1865 года он провёл последнее занятие, великий князь отметил в своём дневнике: «Мне всякий раз жаль кончать с каждым учителем занятия, потому что разом прерываются все близкие отношения между учителем и учеником, а иногда эти отношения бывают очень хорошие. М. Мечин — человек солидный и отличный англичанин, которого мы все любили и любим, но с ним по крайней мере я буду ещё видеться, потому что он будет продолжать с моим братом Владимиром». Бесспорно, чтение курсов различных наук расширяло кругозор нового наследника, но, по всей видимости, не могло изменить основные черты его сложившегося характера. Кроме того, новое положение великого князя возлагало на него, так сказать, представительские функции, что ограничивало время для учёбы. Цесаревич вынужден был вместе с государем соблюдать церковный и светский этикет, бывать на различных официальных заседаниях, приёмах, визитах и встречах, смотрах, парадах и балах, тем более что Александр II «дорожил тем, чтобы новый наследник везде являлся и везде его сопровождал».

Величайшая радость в жизни человека — быть любимым, но не меньшая — самому любить.

Плиний Младший

Издавна известно, что ничто не усиливает любви так, как неодолимые препятствия. В полной мере эта истина соответствует той любви, которая возникла между двумя сердцами — великого князя Александра Александровича и фрейлины его матери, княжны Марии Элимовны Мещерской.

Впервые он увидел её весной 1864 г. в свите императрицы. Молодая фрейлина была довольно мила: стройная брюнетка, приветливая и общительная. Великого князя она пленила своей элегантностью и живостью ума. От самого рождения судьба её несла некоторый отпечаток трагизма. Мария была дочерью князя Элима Петровича Мещерского и его жены Варвары Степановны (в девичестве Жихаревой). Родилась она 12 февраля 1844 г. Отец её известен как сотрудник русских альманахов и журналов, поэт, писавший преимущественно на французском языке. Служил он в качестве атташе русского посольства в Дрездене, Турине и Париже, был корреспондентом Министерства народного просвещения, имел придворное звание камер-юнкера, а также чин титулярного советника.

Элим Петрович многое сделал для укрепления культурных связей между Россией и Францией, ознакомления французского читателя с современными ему русскими поэтами: А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, Е. А. Баратынским, В. Г. Бенедиктовым, И. И. Козловым, Н. М. Языковым и другими. Современники отмечали европейскую образованность, благородство натуры и «русский дух» Мещерского. Вёл он богатую, беспечную светскую жизнь, имел красивую внешность и экзальтированность человека, исполненного романтических причуд, был краснобаем и задиристым дуэлянтом. Умер 7 ноября 1844 г. от водянки, сопровождающейся истощением, на 47-м году жизни, когда Марии не исполнилось и года. Мать, красивая молодая женщина, оказалось в сложном положении, средств для существования осталось немного. В то же время взаимоотношения со свекровью — безбедной, но своенравной Екатериной Ивановной (урождённой Чернышёвой), разведённой с мужем, обер-прокурором Священного синода, сенатором, князем Петром Сергеевичем Мещерским, — не сложились.

Детские годы Марии прошли в одном из красивейших городов мира — Париже и на Лазурном берегу Средиземного моря, во Французской Ривьере, под контролем то матери, то бабушки. В пятнадцать лет она потеряла мать, бабушка Катя перевела её в Ниццу, где она была взята под покровительство императрицы Александры Фёдоровны, жены Николая I. Мария за границей почти всё время болела. Когда ей исполнилось 18 лет, состоялся переезд «парижской сиротки» в Петербург, в дом на Сергиевскую к тётке — княгине Елизавете Александровне Барятинской (до замужества кн. Чернышёвой). Граф С. Д. Шереметев в своих мемуарах пишет: «… я был в полку, когда прибыла в дом Барятинских девушка очень молодая, с красивыми грустными глазами и необыкновенно правильным профилем. У ней был один недостаток: она была несколько мала ростом для такого правильного лица… Красивое, словно выточенное лицо с глубоким выражением глаз, в ней было что-то загадочное, она была молчалива и на меня смотрела несколько свысока» (354, с. 71).

«Нельзя сказать, — продолжает Шереметев, — чтобы княгиня Барятинская её баловала. Напротив того, она скорее держала её в чёрном теле. Она занимала в доме последнее место, и мне как дежурному и младшему из гостей, когда приходилось обедать у полкового командира, не раз доставалось идти к столу в паре с княжной Мещерской и сидеть около неё… Присутствие такой скромной и красивой девушки не могло остаться не замеченным. Хотя она говорила не совсем правильно по-русски, но старательно, пребывание за границей, конечно, давало себя чувствовать, хотя она и старалась втянуться в новую обстановку. Впрочем, дом княгини Барятинской всего менее был русским домом, несмотря на присутствие хозяина, князя Владимира Ивановича» (354, с. 415). По протекции родственников Мария была представлена императрице Марии Александровне, супруге Александра II и получила фрейлинский шифр. С первых дней пребывания в России, по её признанию, она почувствовала себя хорошо как никогда.