Бакинский бульвар - Чингиз Абдуллаев

– Сколько человек? Да, я все понял. Все трупы на экспертизу. Прямо сейчас. Да, я настаиваю. И оставьте на всякий случай засаду. Пусть дежурят у нее на квартире.

Он спрятал телефон и увидел мое выражение лица. Услышав про трупы, я нахмурилась и помрачнела, вспомнив несчастную Тамиллу.

– Их было двое, двое нападавших. У обоих – оружие с глушителем. Наших офицеров убивали из пистолета, а в твою домработницу стреляли сразу из двух автоматов с глушителями, – сказал Вагиф.

– Их уже нашли?

– Нет. Но их видел один из ваших соседей. Один высокого роста, другой среднего, коренастый, плотный. Лиц он не разглядел. Я приказал оставить у тебя в квартире засаду.

Как вы думаете, о чем я вспомнила в эту секунду? Ну о чем может вспомнить мужчина? Об убитых, о том, что чудом избежал смерти, об этих убийцах с надетыми на автоматы глушителями. Но я думала о другом. Как только Вагиф сказал, что у меня в квартире остались двое чужих, я сразу вспомнила про свои трусики, которые постирала и повесила в ванной. Мне было неприятно, что их могли увидеть посторонние мужчины.

Он пошел на кухню готовить чай, а я – следом за ним, чтобы самой заварить. Но оказалось, что в чайник он просто бросал сразу несколько пакетиков чая. Разве можно так заваривать чай! К сожалению, рассыпного у него не нашлось, пришлось пить чай из пакетиков. Я наполнила две большие кружки, купленные, очевидно, в Италии, а Вагиф достал из холодильника коробку шоколадных конфет.

– Можешь попробовать, – предложил он, – говорят, очень вкусные.

– Почему говорят? Это же твои конфеты. Разве ты их не пробовал?

– Нет. Держу только для гостей. Мне нельзя. У меня диабет, достался по наследству от отца. Пока не перешел на инсулиновые инъекции, но лекарства пью регулярно.

– Тебе же нет еще и сорока пяти, – заметила я.

– Мне сорок четыре, – ответил Вагиф, – но диабет – гадкая болезнь, чаще всего передается по наследству. Вот и меня зацепил. Слава богу, что у моей младшей сестры все в порядке.

– Как она?

– Нормально. Замужем. У нее двое детей. Старшая девочка уже заканчивает музыкальную школу, мальчик – спортсмен, играет в футбол.

– Почему все-таки ты не женился?

– Я тебе уже говорил. Не встретил похожую на тебя.

– А если без шуток?

– Я не шучу, – серьезно проговорил Вагиф, и я поняла, что он действительно не шутит.

– У тебя вообще никого не было? – спросила я, отводя глаза в сторону.

– Были, конечно. Но не для семейной жизни. С одной женщиной мы близко сошлись. Меня посылали в Турцию на двухгодичные курсы переподготовки офицеров разведки по каналам сотрудничества со странами НАТО. Там мы и познакомились. Но она не захотела уехать из Турции, а я не мог остаться. Хотя два года мы жили вместе как муж и жена. Она работала на этих курсах преподавателем английского языка.

– Поближе ты никого не мог найти?

– Не получилось. Меня часто посылали в разные командировки, поручали сложные задания. Именно поэтому я так быстро дослужился до генерала. Как видишь, оказался неплохим карьеристом, вопреки предположениям твоего отца, и сравнялся с Керимом. Хотя он стал генералом два с половиной года назад, а я – только полтора.

– Никак не хочешь успокоиться… Все время пытался доказать ему и себе, что ты не хуже. Разве Керим виноват, что его приняли на юридический факультет, а тебя нет?

– Конечно, не виноват. Просто у меня не было такого отца и таких связей. Хотя я учился гораздо лучше, ты об этом знаешь. Но тогда на юридический факультет принимали только по заранее заготовленным спискам.

– Такое время было и такая система.

– Я никого не виню. В армию меня взяли в восемьдесят четвертом. И до восемьдесят шестого я честно служил под Воронежем. Как раз в период расцвета дедовщины. Весь первый год меня, армянина, чеченца и одного лезгина избивали до полусмерти. Лезгина, в конце концов, убили. Ну а через год уже мы измывались над новичками, «салагами», так как считались старослужащими, «дедами». Я прошел в армии жуткую школу жестокости и ненависти. А твой брат в это время спал в своей кровати и учился на дневном отделении юридического факультета.

– Ты бы хотел, чтобы и он пошел в армию?

– Нет, не хотел. Хотя в начале восьмидесятых в армию начали забирать и из вузов. Но для Керима, конечно, сделали отсрочку. Он доучился до конца и получил офицера, побывав на трехмесячных офицерских сборах.

– А потом всю жизнь работал в органах прокуратуры. Ты знаешь, сколько дел он провел, сколько ночей дежурил в своей прокуратуре, прежде чем стал генералом?

– Я знаю, как он работал, – отрезал Вагиф. – Он действительно настоящий профессионал, и об этом знают все сотрудники прокуратуры. Просто если я получал звания досрочно за ранения, бессонные ночи и длительные опасные командировки, он получал их еще и благодаря отцу, которого знали все прокуроры, работавшие в республиканской прокуратуре. Согласись, есть разница.

– В жизни не все устроено так, как мы считаем справедливым, – примирительно заметила я, – зато постепенно все становится на свои места. Вы оба стали генералами, значит, оба смогли проявить и свою силу воли, и свой характер.

Вагиф ничего не ответил, только улыбнулся. Переодевшись в джинсы и темную рубашку, он выглядел гораздо моложе своих лет.

– Позже нужно будет позвонить Кериму, – посмотрел на часы Вагиф. – Думаю, часам к десяти будет нормально. Пусть он приедет и заберет тебя к себе. Там ты тоже будешь в безопасности. Его дети сейчас, кажется, в Англии?

– Откуда ты знаешь?

– У меня работа такая, все знать.

Мне почему-то стало обидно за себя. Вчера ночью я ушла от иностранца, который меня разочаровал, а сегодня вечером меня гонит человек, который уже почти двадцать лет держит мою фотографию в своем книжном шкафу. Если бы Вагиф предложил мне остаться на ночь, я бы согласилась не раздумывая. Конечно, я ночевала бы в соседней комнате и на отдельном диване, но все равно мне было бы приятно, что он проявляет по отношению ко мне такую заботу. А оказывается, он всего лишь выполняет свой долг. Я допивала свой чай и молчала, чтобы не наговорить ненужных колкостей. В конце концов, именно Вагифу я позвонила в трудный момент, и именно он приехал меня выручать.

– Я до сих пор ничего не могу понять, – продолжал Вагиф, не замечая моих метаний, которые наверняка отражались у меня на лице. – Пытаюсь прокрутить всю ситуацию с самого начала и все равно не могу понять их настойчивой попытки убрать тебя. Надо думать. Всем нам надо хорошенько подумать.

Он не успел закончить свою фразу, когда раздался очередной телефонный звонок. Мы оба даже вздрогнули от неожиданности. Вагиф быстро достал свой телефон, и я увидела, как менялось выражение его лица, ставшего почти серым.

– Вы уже позвонили английскому послу? – спросил он.