Нефертити. Роковая ошибка жены фараона - Олег Капустин

— Да, царевна, хватка у вас мощная, убеждать вы умеете, — ухмыльнулся старый воин. — По справедливости фараоном-то должны стать вы, а не...

— Править мы с супругом будем вместе, — улыбнулась Тии.

— Ну, тогда я за царство спокоен, — махнул рукой Рамери. — Тутмоса, конечно, жаль, хороший он был правитель, а вот о наследнике точно не буду тужить. Что ж, надо действовать, а то и правда может начаться заваруха по всему царству. Я прямо сейчас поднимаю корпус по тревоге, и через полчаса в Фивах на всех ключевых постах будут стоять мои воины.

— Отлично, — кивнула царевна. — Не забудьте взять под охрану храм Амона, завтра утром там новый фараон будет венчаться на царство. Нужно обеспечить порядок.

— Не беспокойтесь, — с коротким смешком кивнул Рамери, — я лично со своими воинами обеспечу там порядок и позабочусь о безопасности жрецов, чтобы не случилось никаких неожиданностей.

— Передайте всем вашим воинам, что завтра по случаю праздника восшествия на престол новый фараон Аменхотеп жалует каждому из них по три дебена серебра, а командирам по дебену золота. Ну а вам я прямо сейчас хочу вручить вот этот маленький подарок, как аванс.

Тии сняла с себя роскошное из золота и огромных драгоценных камней ожерелье, стоившее несколько поместий с поливной землёй, и повесила его на могучую шею командующего корпусом.

Когда Рамери вышел из кабинета, Тии села в кресло и устало перевела дух. Послышались вкрадчивые тихие шаги. Она подняла голову. Это был Эйе.

— Ты пока поживи у нас во дворце, но не попадайся никому на глаза, — сказала Тии. — Джабу тебя проводит. Я ещё должна поговорить с главным жрецом Амона и визирем.

— Когда эти аристократишки увидят на каждом углу по воину во главе с бравым командиром, то им только и останется, как признать твою власть. Ты сначала припугни их, а потом наобещай побольше. Нам главное — продержаться первые пару месяцев, а потом уже никто не посмеет и пикнуть, — высокомерно произнёс Эйе.

— Ладно, иди, стратег, отдыхай, — устало улыбнулась Тии, — мне вот поспать сегодня уж точно не удастся. Надо принимать подданных.

— Припадаю к вашим ногам, царица, и целую прах у ваших ног, как самый верный раб, — Эйе плюхнулся на колени и с чувством облобызал мраморную плиту у маленьких ножек своей новой повелительницы.

Тии довольно рассмеялась:

— Я не забуду, что ты первый оказал мне царские почести. Ты всегда был смышлёным, Эйе.

Аменхотеп ревниво посмотрел на выходившего из кабинета молодого человека.

— Не нравится он мне, — проговорил царевич, — слишком умён, жесток и поэтому опасен.

— А мы тоже не дураки, дорогой, и сможем удержать его в узде, — махнула рукой Тии. — Ты не пей больше, не то развезёт в самый неподходящий момент.

— Хорошо, хорошо, милая, — скороговоркой ответил новый правитель Египта и поспешно допил бокал до дна.

А в зал уже входили, угодливо кланяясь, самые знатные люди империи. Во главе них шла мать Аменхотепа царица Мутемуйа, зло глядя на свою невестку. За ней тяжёлой поступью вышагивал царь Артатама. Он не мог стереть со своего широкого бородатого лица выражение крайнего удивления и даже испуга: за долгие сорок лет своего царствования он ещё не сталкивался с такой свирепой беспощадностью и нахрапистостью, какие продемонстрировала эта простолюдинка, жена его внука. А он-то думал, что уже всё испытал и повидал в этом мире. За царственными особами поспешали главный жрец Амона Дуафу и визирь Верхней страны Ментухотеп, а за ними пошла толпа людишек помельче. Среди этой пресмыкающейся челяди выделялся племянник покойного хеттского царя Суппилулиума. Его грубое, изуродованное шрамами, бородатое лицо выражало отнюдь не подобострастие. Он самоуверенно смотрел на молодую царственную чету с лёгким презрением и даже вызовом. Но бесцеремонного азиата быстро оттёрли от новых властителей страны. Всем придворным уже было известно, что армия поддержала Аменхотепа, так что следовало не опоздать засвидетельствовать свою преданность новоиспечённому правителю и особенно правительнице. Начинался новый этап в жизни древней страны...

Прошло десять лет. Безумная роскошь захлёстывала двор фараона Аменхотепа и столичный град Фивы. Но главного не было. У царицы Тии рождались только мёртвые дети. Поговаривали, что это наказание богов за её кровавые злодейства. Но вот наконец-то у Тии родился мальчик, долгожданный наследник. Его назвали, как отца, Аменхотепом. Царица Египта была счастлива. А через несколько лет в семье её младшего брата родились с годовым промежутком две девочки. Старшую нарекли Нефертити, что означало по-древнеегипетски: «Прекрасная пришла». А младшую — Неземмут. Однако несчастья посыпались на головы этих младенцев вскоре после появления на свет: вначале умерла их мать от родильной горячки, а вскоре погиб на охоте отец. Девочек взяла на воспитание их тётка, царица. Так они и росли вместе — Аменхотеп, Нефертити и Неземмут — под бдительным присмотром царицы, которая успевала приглядывать не только за детьми, но и за целым Египтом, пока её муж фараон Аменхотеп Третий пировал, охотился и забавлялся с молоденькими любовницами. Но египетская империя отнюдь не приходила в упадок. Правда, прекратились постоянные дальние военные походы, в которых пропадали многие годы подряд все предыдущие фараоны, но зато в столице, стовратных Фивах, под руководством архитектора Аменхотепа, тёзки фараона, и его приёмного сына Эйе, ставшего визирем Верхней страны, велось грандиозное строительство. Таких великолепных храмов и дворцов египтяне за все две тысячи лет существования их царства ещё не видели. Весь Восток с благоговейным трепетом говорил о безумной роскоши, царившей в этих храмах и дворцах. Все цари от Ахиявы[13] до Индии завидовали богатству фараона и боялись его мощной армии. Правда, среди них нашёлся один, кто не стал считаться с могуществом Аменхотепа. Звероподобный и коварный Суппилулиума захватил после ряда кровавых битв престол в царстве хеттов и теперь зарился на богатые северные азиатские территории египетской державы. С большим трудом союзники фараона и его гарнизоны в стране Ретену и Финикии отбивали наглые набеги хеттов. Но это происходило за тысячи километров от Фив, где жизнь текла в привычной, устоявшейся за десятилетия атмосфере неги и роскоши. В этом искусственном, сказочно прекрасном мирке и росли царственные дети: болезненно хилый нервный Аменхотеп, красивая нежная Нефертити и живая, похожая на обезьянку Неземмут.

Столица Египта очень сильно изменилась за четверть века, что минули как-то незаметно после скоропостижной, неожиданной для всех подданных смерти фараона Тутмоса Четвёртого и его наследника Яхмоса. Покойный фараон очень бы удивился, если бы, восстав из мёртвых, прошёлся по улицам его родных Фив. Сурового воина поразило бы обилие роскошных дворцов с восхитительными садами, привольно раскинувшимися вокруг обновлённых, существенно расширенных или построенных заново, величественных и одновременно изысканно изящных храмов. Да и сами фиванцы переменились до неузнаваемости. Погоня за роскошью и удовольствиями захлестнула всех. Где та древняя, почти сельская простота нравов, основанная на коренных устойчивых ценностях, культивируемых великими фараонами-завоевателями, основавшими египетскую империю? Старикам, хорошо помнившим те времена, казалось, что волевые горбоносые лица взирают уныло и презрительно с огромных старинных монументов на распутных и изнеженных потомков.