Мама для чужого сына - Елена Левашова

– Виктор в больнице лежит, дура. В тяжелом состоянии, – грохочет Казанцев. – Но скоро он выздоровеет и тогда… несдобровать тебе. – В подтверждение своих слов он мерзко сплевывает в сторону.

– Что с ним? – спрашиваю из вежливости. Вы удивитесь, но даже сейчас я не чувствую к мужу жалости.

– Тяжелая абстиненция. Он две недели не просыхал. – Почти скулит папа. – Ты бы приехала в клинику, проведала мужа.

– А-ха-ха! – честное слово, у меня сейчас истерика случится. Выходит, обо мне – избитой и униженной, никто не беспокоился? – Пить надо меньше – вот что я скажу! И по бабам таскаться. Все, меня утомила эта бессмысленная болтовня. Говори прямо – чего ты хочешь? – сверлю папу гневным, пронизывающим до костей взглядом. Нет, мне не жаль – чужих не жалеют.

– Отец Виктора обещал подтолкнуть крупный федеральный проект. К университету это не имеет никакого отношения, – спешит успокоить мое любопытство папа. – Я оформил патент, и теперь… Из-за вашей размолвки я могу потерять огромные деньги. Часть суммы уже заморожена, как обеспечение заявки, я не знаю…

– Папа, поговори с родителями Виктора. Они же люди, все-таки… Виктор бил меня, пил, гулял. Я ни дня не жила в покое, папа. Ты слышишь меня? Или твое сердце очерствело до такой степени? Я ведь твоя дочь… Почему же ты так?

Все, не могу больше… Опускаю голову, пытаясь разглядеть носки кед, но они размываются в серо-белое пятно от выступивших слез. Как же мне больно… И внутри становится также серо-бело. Или… Интересно, какого одиночество цвета? Белое, голубое? Папа трогает мое плечо – сухо, коротко, словно боится выразить сочувствие при «неандертальце» Иосифе Казанцеве, и тоскливо вздыхает.

– Где ты живешь? На что? – выдавливает он.

– Снимаю квартиру. Все хорошо. – Отвечаю, жалко всхлипнув.

– Возьми. – Протягивает мятые купюры. Там приличная сумма – в основном пятитысячные. – И матери позвони – я ей вру, что у тебя телефон в ремонте.

– Спасибо, – комкаю деньги и сую их в рюкзак. – Позвоню.

– Занятия не прогуливаешь? Смотри, я проверю! Поговорю с куратором.

– Отличница, ты же знаешь? – улыбаюсь сквозь слезы. – Пап, мне жаль, но решения я не поменяю.

– Сочувствую, дочка. Но Иосиф прав – Витя выйдет из больницы и отыщет тебя. Там… Мозер приехать должен. Помнишь Мозера? Витя говорил, он без ума от твоего пения.

– Ничего, Витя скоро научится жить без меня. Мне пора, пап. Куратор ждет. Ты же не хочешь, чтобы я опоздала? – использую козыри, обладающие для папы решающим значением – учебу.

– Беги, дочка. И звони. Все равно твой новый номер засекли. – Не без гордости замечает он.

Взмахиваю ладонью и тяну массивную металлическую ручку входной двери. Прячусь в большом холле, отрезая себя от абсурдного представления. Спешно вытираю с лица черные дорожки и остатки блеска для губ. Бедный мой малыш – он еще не родился, но столько всего переживает вместе со мной. И от этого становится так тошно на душе! Я не хочу быть такой, как папа – за моего… Симону я всех порву, как Тузик грелку! Что, я точно это произнесла? Симона… Похоже, я придумала имя для доченьки.

Джордан.

Уравнение с тремя неизвестными имеет бесконечно много решений, и для получения их надо двум неизвестным давать произвольные значения… Усмехаюсь неожиданно всплывшему в памяти школьному правилу и подхожу к окну. Мне просто необходимо себя чем-то занять – иначе… Проблемы сожрут меня изнутри или разорвут, как хрупкую бумажную упаковку. А мне нельзя сдаваться, не сейчас, когда в моей жизни появился Мэйсон…

Сынок с интересом разглядывает игрушки, висящие на дуге. Гулит и суетливо толкается ножками – того и гляди, побежит!

– Лежи тихо, Мэй. Сейчас папа примет душ и мы с тобой поедем по делам. – Произношу мягко, но, честное слово, сохранять спокойствие дается с трудом. Поедем решать вопрос с одним из неизвестных… Вернее, известных, но от этого не легче. 

На моей коже аромат Энджи… Жасмин, цветущая яблоня, пионы. Едва уловимый, нежный, его будто и нет… И ее нет… Испарилась, только появившись. Вода смывает воспоминания о нашей ночи, отрезвляет, возвращая чудовищную боль. Во всем, что случилось виноват только я. В очередной раз я все просрал! И мне решать это чёртово уравнение! 

Обматываю вокруг бедер полотенце и возвращаюсь к сыну. Сажусь рядом и набираю знакомый номер… Нет, звонить Мие я не буду – она найдет причину, чтобы не ответить, будет тянуть время и играть моей жизнью, как теннисным мячиком. Издеваться, манипулировать, дразнить… Черт!

Ядвига Дезмари отвечает мне тотчас. Смеется в динамик, а затем хрипло откашливается. Наверняка сидит сейчас, задрав ноги на стол, и курит длинную ментоловую сигарету. 

– Сэр Осборн, собственной персоной! Приветствую и… чем обязана вашему вниманию? – лебезит она. Это пока – как только Мия официально подтвердит наше расставание, Ядвига перестанет отвечать на мои звонки. Такая уж миссия у арт-директора – общаться только с теми, кто нужен. 

– Мне нужна Мия, – сухо отвечаю я. Желания обмениваться любезностями нет.

– Мы сейчас в дизайн-студии «Феникс», – с придыханием протягивает Ядвига. – Миечку гримируют, часа два еще здесь будем. Сами понимаете – это не съемка, это… шедевр фотоискусства. Фотограф ноги ей готов целовать за то, что согласилась позировать. 

Знаю, знаю… Мия так всем и преподносит свои «шедевральные» фотосессии – не иначе как милость голодающим художникам. На самом же деле – за работу она платит кругленькие суммы, как и за грим и наряды.

– Я приеду. Хочу увидеть все своими глазами, – копирую восхищенный тон у Ядвиги, не желая вызывать подозрений. 

– Ждем, Джордан! Миечка будет счастлива! Заодно уговорим фотографа сделать совместное фото.

А вот это лишнее. Спешно одеваюсь и собираю в дорогу свой «хвостик» – Мэйсона. Кажется, без него рукам слишком легко – так я привык его везде с собой таскать! 

Мэйсон с удовольствием ест смесь и трет глазки. Мне же лучше – сейчас заснет в машине, а я спокойно доеду. Спускаюсь в паркинг, бросая тоскливый взгляд на стоящий под чехлом Harley – Davidson. С появлением в жизни сына я забыл о своем увлечении мотоспортом. И сейчас мне, один черт, плевать – только бы все вернуть… Вернуть ее, Лику. 

Мия игриво выплывает из студии, как только Ядвига сообщает о моей визите. Улыбается широко, расслабленно, словно ничего и не было… Лицемерка, блин. 

– Мэтью, малыш, ты снова с папой? – щебечет она, трогая пальчики Мэйсона.

– Он Мэйсон, – цежу я, любопытно пялясь на ее лицо. С одной стороны оно плотно закрыто голубым гримом, с другой – обильно замазано чем-то серебристым. И платье… Голубое, расшитое стразами, с длинным прозрачным шлейфом, тянущимся метров на десять, не меньше. Мне бы впору привыкнуть, но образ мешает разглядеть ее настоящую, увидеть в глазах что-то живое. То, что позволит мне ее понять или… простить.