Девушка с тату пониже спины - Эми Шумер

То было первое из длинной цепи совершенно оправданных увольнений, которые мне предстояло пережить. Я так хотела работать, что «притворялась, пока не добьюсь», даже если совершенно не годилась для какой-то работы. А заканчивалось все увольнением, когда выяснялось, что у меня нет опыта. Во второй раз меня уволили, когда я соврала на собеседовании в другом салоне и получила место девушки, моющей клиентам голову. Мне казалось, я вполне справляюсь, пока я не облажалась с первым лысым клиентом. Волосы у него росли только кустиком надо лбом и тонкой полоской сзади, как у клоуна. Не в обиду всем с этим рисунком мужского облысения будет сказано, но самое точное, что можно было сказать про того чувака — это что у него волосы классического клоуна Бозо. Я начала мыть ему волосы — только волосы, а не обширный лысый череп. Он заорал на меня, пришепетывая: «Позалуйста, помойте мне голову селиком!» Я сказала: «Нет! Когда я мою там, где нет волос, вода отлетает и брызжет мне в лицо!» Он пошел прямо к хозяину, и через минуту я уже была без работы.

Я очень ценила начальников, которые намеренно смотрели сквозь пальцы на недостаток у меня навыков и брали на работу лишь на основании моей уверенности в себе и напускной лихости. Я работала в известном стейк-хаусе на станции Гранд-Сентрал — по-настоящему дорогое место с белыми скатертями, куда ходили быстро говорившие бизнесмены, пассажиры пригородных поездов и туристы. Для работы я совершенно не годилась, у меня не было опыта с изысканной сервировкой, но я соврала и сказала, что опыт есть. Первое собеседование я не прошла, но когда уходила, подслушала того, кто пришел на второе, — и решила просто прийти на следующий день и повторить, что слышала. «Притворяйся, пока не добьешься!» — подумала я. На следующий день я явилась туда и с уверенностью сказала: «Привет, я на второе собеседование к Фрэнку».

Меня озадаченно осмотрели с головы до ног, но я села и стала ждать этого Фрэнка, кем бы он ни был. Вышел старший менеджер, задал мне несколько вопросов. Один я помню: какой главный ингредиент в текиле? Я ответила: трипл-сек? Он сказал, что я совершенно не права, это агава, но все равно взял меня на работу. Я до сих пор не знаю почему. Может быть, моя безосновательная уверенность его заворожила.

Почти все девять месяцев, что я там проработала, я была единственной женщиной. Полностью мужской персонал, полно профессиональных официантов стейк-хауса. Мне нужно было ходить в пиджаке и галстуке. Пиджак был белый, на меня садилась пыль Гранд-Сентрала, и к концу смены пиджак серел, а я чесала лицо, пока не начинало казаться, что у меня проказа. Я была слишком молода и прыщава, чтобы там работать, но я притворялась, пока не добилась, и в итоге у меня начало неплохо получаться. Выручки я делала едва ли не больше всех. Предлагала то, чего не было в меню, типа серф-энд-терф — в итоге выставляя клиенту омара и филе. Хулиганка я была.

Я еще не раз приходила устраиваться куда-то без навыков и в результате отхватывала отличную работу. Как тогда в колледже, когда я вела аэробику — или, как это там называлось, «групповые упражнения» — девчонкам вроде меня, которые разожрались вдвое на первом курсе. У меня на самом деле был диплом, позволявший преподавать кикбоксинг, и я сумела проскочить с ним на работу, где мне пришлось вести то, чем я раньше даже не занималась, — групповое вроде йоги, пилатеса, степа и танцев. Прежде чем вы начнете размышлять о том, что по мне так сразу не скажешь, что я тренер по фитнесу, давайте я вам скажу, что занятия мои посещали очень активно, и у меня было весело. Я велела девчонкам выкрикивать имена своих бывших или тех, на кого они злились, когда делали выпады. У меня появились поклонники, которые переходили за мной из группы в группу. Если мне чего и не хватало в смысле формы и опыта, я легко восполняла все это обаянием и мотивирующим ором.

Была одна работа, где притвориться физически было невозможно. Но я все равно попыталась. Мне был двадцать один год, я жила на Западном побережье с Дэном, который оказался не лучшим бойфрендом (подробности потом). Может, несчастливая жизнь с ним подтолкнула меня к странному выбору — наняться в велорикши. Тем из вас, кто не знает, что такое велорикша, объясню: это, в общем, похоже на коляску, запряженную лошадью, только вместо лошади человек на велосипеде. Не знаю, что мне втемяшилось в голову и почему я решила, что это удачная мысль. Технически все, что было нужно, чтобы получить работу — это велосипед, а компания велорикш выдавала коляску за двадцать долларов в день. Они помогали прикрепить велосипед к коляске, а потом тебе оставалось только колесить по городу и зазывать седоков. Там была главная улица на огромном холме, и я заезжала на вершину, надеясь, что кто-нибудь мне заплатит, чтобы я прокатила его вниз. Так, разумеется, никогда не получалось. Я сидела, ждала часок, потом спускалась к подножию, где, конечно, мне начинали махать, чтобы я их подвезла. Я была не в лучшей форме, так что я добиралась до середины холма и чувствовала, что сейчас покачусь назад — вместе с коляской и пассажирами. Я останавливалась и орала: «Все выходим!» Пассажирам приходилось помогать мне толкать коляску к вершине. По какому-то дурацкому городскому постановлению пассажирам нельзя было объявлять цену поездки. Предполагалось, что они заплатят, сколько сочтут нужным. Представляете, если бы проституткам пришлось следовать этому закону? «Было неплохо, вот тебе блестящий четвертак». Да нафиг! Я называла им цену, как годная маленькая проститутка.

Проработала я там несколько месяцев. Потеряла килограмма полтора, и на этом все. Больше, чем когда вела аэробику, но все-таки можно было бы сбросить и посерьезнее. Только к концу смены я всегда так хотела есть, что нажиралась, а потом напивалась до бессознательного состояния — чтобы забыть, что на следующий день тоже нужно выходить на работу. Что мне, однако, нравилось в той работе — это товарищеские отношения между велорикшами. В городе у нас было свое место, где мы парковали коляски, курили и говорили о том, как нелегка наша работа.

В моем резюме есть позиция, на которой мне пришлось притворяться на всю катушку: когда я работала в баре для лесбиянок. Все барменши, и я с ними, шли и крепко напивались перед сменой, потому что, несмотря на то, что я себе воображала, бар, где обслуживать приходится ТОЛЬКО женщин, это полный трындец. Хуже пьяных сцен и колебаний по поводу заказа было только то, что на меня никто так и не запал. Все барменши были натуралками, но после часа смены начинали изменять своим парням с клиентками. К концу вечера барменши были еще пьянее, чем вначале, так что подсчитать выручку и чаевые не представлялось возможным. К тому же нас заставляли танцевать на стойке. Это было унизительно. Я плохо танцую на стойке. Я надевала розовые трусы с надписью «Я себя люблю», задирала юбку, чтобы продемонстрировать это послание, и качалась со смехом. Кончилось все тем, что меня уволили — не за чудовищные танцы или буйную гетеросексуальность, а за то, что рано закрылась без разрешения. Однажды вечером я заперла бар в семь, просто потому что мне захотелось.

Я всегда делала на работе то, что мне хотелось. Иногда так трудно скрыть свои чувства только из-за того, что тебе кто-то платит. Вот в одном ресторане я как-то раз решила перестать разговаривать с клиентами, потому что они все были грубыми карьеристами. Я с ними покончила. Но если обслуживаешь столики, то как-то предполагается, что надо говорить с посетителями. Так что я пошла на понижение и стала работать барменом на зал: они стоят на одном месте и готовят только те напитки, что разносят официанты. Сейчас, когда я сама начальница и могу совершенно открыто и честно выражать свои чувства на работе, я пытаюсь подавать хороший пример своим сотрудникам, дать им понять, что жду от них того же. На съемках моего шоу все могут свободно чувствовать то, что чувствуется. Иногда я бываю слишком эмоциональна из-за определенных дней месяца. Тогда я просто беру мегафон и объявляю всем артистам и группе, что у меня месячные. Каждый должен иметь право быть собой и вести себя на работе по-человечески, несмотря на то, что чувствуешь лично ты.