Исповедь старого молодожена - Олег Батлук

Моя жена – женщина суровая. А тут вдруг прилетел от нее комплимент.

Сказала, что я похож на какого-то киногероя. Но она не помнит, на кого именно.

Пока жена сидела и вспоминала, я блаженно терялся в догадках.

Брюс Уиллис, наверное. Нет, скорее всего Джейсон Стэтхэм, он ей нравится. Ну, не Брэд же Питт, в самом деле, это уже будет явная лесть.

– А, – говорит она, – вспомнила. Ты похож на одного из Братьев Гавс.

Это такие мультяшные персонажи, непоправимо мультяшные.

Весь остаток вечера я грыз ногти, гадая, на которого из них я все-таки похож. Ведь Братьев Гавс было трое. И ни один не Брэд Питт, мягко говоря.

Как-то раз мы с женой и тещей пили на кухне чай. Все втроем раскрасневшиеся, добродушные, счастливые. Такая лубочная картинка. И тут жена, поднявшись из-за стола за свежеиспеченными булочками, наступила мне на ногу.

– Осторожней, косолапое чудовище, – сказал я ей.

Хотел сказать «осторожней, любимая», а получилось немного иначе.

На мой взгляд, достаточно близко по смыслу. Ну, должны же жена с тещей были понять, что у меня это от нежности вырвалось. Я ведь не виноват, что нежность моя – типично мужская, неуклюжая.

Они вроде бы так и поняли, мы все втроем посмеялись и продолжили чаепитие.

Только вот показалось мне, будто жена вонзила в булочку зубы глубже, чем обычно. А теща почему-то несколько раз брала в руки нож, хотя ничего такого, что можно было им намазать на булочку, на столе я не заметил.

Я ушел спать пораньше. Даже демонстративно сказал вслух «спокойной ночи».

А сам лежал с открытыми глазами и слушал, как жена с тещей продолжали мило хихикать за стеной на кухне.

Главное, думал я, не заснуть. В голове помимо моей воли всплывали сцены из гоголевского «Вия». Держись, Хома, держись, бормотал я себе под нос, вцепившись в простыню.

Знаем мы истинную цену этим хиханькам: небось, между постановочными взрывами хохота шепотом обсуждают, как одна будет держать меня за ноги, а другая душить подушкой.

Естественно: некоторые нежности не прощаются.

Перед Новым годом при входе в наш парк установили гигантскую карету с четверкой лошадей из золотой проволоки, унизанной огоньками светодиодов. Я предложил жене сфотографировать ее на этом романтичном фоне. Как будто она Золушка. У нас в семье за романтику отвечаю я. Фей-крестный.

Жена встала рядом с каретой, и я снял ее на телефон. Какой же я все-таки молодец, закатывал я глаза, умею создать близким людям праздничное настроение буквально из воздуха.

Жена взяла у меня телефон, чтобы посмотреть фото.

– Молодец, спасибо, – сказала жена, и я просиял, – жопа лошади и я.

– Ты не знаешь, в какой день пенсию выдают? – спросила меня жена.

Ну да, я старше нее, чего скрывать. Но ведь не настолько же. И зачем так неэлегантно, грубо и топорно меня троллить?

Потом, конечно, выяснилось, что ей надо в «Сбербанк», и она хотела понять, когда там бывает много пенсионеров, чтобы не попасть в час-пик.

Но осадок остался.

Утро рабочего дня. За окном серым серо. Кости ломит, спал плохо. Перед выходом на улицу я присел на диван передохнуть. День начался слишком резко. И отдых я вполне заслужил: как-никак зубки почистил и бровки умыл.

Эх, возраст, возраст, свалился ты на меня, как нетрезвый сосед в поезде с верхней полки. Что ж поделать, ладно, пора идти.

Я поднялся с дивана, сделал шаг и вдруг почувствовал: сыпется из меня сзади что-то. Я сделал следующий: точно сыпется, какой-то мелкой трухой. Я судорожно подставил ладонь под себя, трясу задом: натурально сыпется!

– Ну, что у тебя на этот раз?

Оставаясь все так же враскорячку с рукой под днищем, я поднял глаза: в дверях гостиной стояла жена, руки в боки.

– Ты не поверишь, – затараторил я, заикаясь, – из меня, похоже, песок сыпется. В натуре. Ты только не смейся.

И ведь действительно страшно мне, необъяснимое рядом, я уже живенько так представил, как меня показывают у Малышевой на «Первом канале» в рубрике «Наши неизлечимые гости».

– Да поздно уже над тобой смеяться, – грустно ответила жена, – это не песок, а крошки от печенья. Артем утром там печенье раскрошил, а ты сел как всегда, не глядя. Иди уже на работу.

И вздохнула – устало так, обреченно, как только жены ипохондриков умеют.

Иногда я дребезжу. В некоторых местах моя крыша прилагает неплотно. В такие моменты мысли у меня беспросветны, как два часа ночи.

Зачем эти будни, думаю я. К чему все эти «Ша» и «Бэ», которые нам каждый день показывают, как у окулиста?

Мокнет сирень, сидит на ветке птица. Небо стекленеет, словно кто-то навел на нас лорнет. И только человек не может смириться с собственным эхом.

– Ты чего? – спрашивает жена, идущая по дачной дорожке к дому.

– Моя жизнь бессмысленна.

– А, понятно. На-ка, прореди пионы.

Не перевелись еще жены на Руси. На каждого Гамлета средней полосы у них найдется спасительная тяпка.

– Так быстро все заканчивается, – меланхолически замечает жена.

– Жизнь? – спрашиваю я.

– Нет, кофе.

Хорошо, что в нашей паре бездной по голове ушиблен только я. Две бездны ни одна семья не потянет.

Как человек интеллектуального склада, к своим сорока я оброс заметной щетиной разных фобий.

Одна из них – боязнь полиции. И ладно я находился бы в розыске. А то абсолютно беспочвенно.

Как и всякая фобия, она порой толкает меня на иррациональные поступки.

Однажды мы с женой ехали на машине из Москвы в деревню. Я был за рулем и отпилил уже километров шестьсот. Трасса пустая, я летел скорее не по ней, а над ней. Впереди тащилась старая «буханка». А нормальному пацану снижаться со 160 км/ч до 60 – это же в падлу, еще голова закружится. И я совершил маневр имени Зигзага МакКряка: почти не снижая скорости, обошел буханку слева по второй попутной выделенной полосе-карману, с которой разрешен только поворот налево. И, едва завершив запрещенный правилами обгон, я сразу увидел ЕЕ. Нет, не голосующую Анджелину Джоли. Машину ГИБДД на обочине.