Отдай мне сына - Александра Багирова

меня открылись. Хоть для всех я оставался за решеткой, в целях безопасности и чтобы ничего не помешало осуществить наши планы.

«Случайным» образом нашлись доказательства моей невиновности. Меня оправдали. Вот так просто можно играть чужими судьбами, имеючи рычаги давления, посадили, щелкнули пальцами, выпустили. Но не до этого мне было. Я тотчас помчал на вокзал, купил билет на поезд в самый дальний уголок страны. Там по информации Славки мой отец прятал Василису.

У меня был четкий план, я знал, что где и когда. Не должно было быть никаких сбоев. Но игры судьбы никто не отменял.

Я еще был в поезде… дорога дальняя, как мне позвонила Славка и сообщила, что Василиса сбежала.

Голубка улетела… она вновь ускользала из моих рук. Вот она свобода, ничто не мешает полету ворона, а все равно она недосягаема.

Как ее словить? Где искать?

— Жди информацию, — строгим голосом сказала Славка. — Продолжай движение.

— А ты думаешь, я с поезда выпрыгну? — зло иронизирую.

— Ты можешь, влюбленный безумец.

Она права… могу…

Но нет смысла. Я чуял, что все же еду в правильном направлении. Но дорога была слишком длинной… а события развивались стремительно…

Я метался по поезду, птица снова в клетке. Душу разрывало болезненное предчувствие. Не выпускал из рук телефона, ждал весточку от Славки.

Голубка, почему ты меня не дождалась?

А откуда она знала, что я еду к ней?

Все были уверены, что я заперт.

Она решила действовать самостоятельно. С огромным животом и маленьким рюкзачком она сбежала в лес. Там блуждала несколько дней. Пока ее истощенную не нашли добрые люди и не вызвали скорую.

Это все я узнаю позже… а тогда я не знал, ощущал… всю ее боль, отчаяние и страх, я проживал это вместе с ней. Наша связь еще никогда не ощущалась так остро, на грани… Нити рвались… но я не хотел это понимать, не мог принять.

Выпрыгнул на перроне. Звонок Славы. Рука дрожит, едва могу принять вызов.

— Ник, без психов, никакой самодеятельности, — говорит хрипло.

— Угу. Не тяни, — а у самого черные круги перед глазами.

— Ее нашли. В больнице она. В лесу перемерзла, долго пряталась. Преждевременные роды. Осложнения, — говорит медленно, коротко, — Я тебе скину адрес. Врач вынесет детей. Благодаришь и уходишь. Все.

— А Василиса?! Предлагаешь ее там оставить?! — не сдерживаюсь и все же перехожу на крик.

— Пока ее нельзя транспортировать. Там Лев. Он тоже ее нашел. Понимаешь?! Не пори горячку, иначе я не смогу тебе помочь! — тоже повышает голос.

— Нет! Я не могу! Не оставлю ее!

— Ник! Мы ее заберем… позже. Сейчас дети. Все договорено. Потом будет поздно.

— Ясно, — скриплю зубами.

— Пообещай, что все сделаешь, как я говорю! Или… Ник, я все отменю. На кону не только ты… я многим рискую… Я должна быть уверена, — впервые ее голос дрогнул. За свою шкуру змеюка переживает.

— Обещаю,- говорю глухо. Выбора нет.

Потом я пойму, что это был настоящий тупик. Судьба вмешалась и все решила за нас…

Славка скинула адрес. Вечер. Дождь. Такси привозит меня к захудалой больничке. Иду на задний двор. Прячусь в кустах. Смотрю на окна серого, обветшалого здания…Там где-то мучается моя голубка. Ее боль… как же она ощутима. Меня выкручивает так, что не могу устоять на ногах, падаю в сырую, пожухлую траву, закусываю руку, чтобы не завыть в голос. Такое ощущение, что тело разрывает на части. Беспомощность…

Хочется ворваться в здание, разогнать там всех, забрать ее боль себе. Обнять любимую, родную, единственную…

Но я не могу этого сделать. Между нами всегда что-то стоит…

Никогда полностью вместе, всегда через преграды, всегда ложь и боль. Но возможность быть с ней, хотя бы краткие мгновения, за это можно вытерпеть все…

Когда мир затмевает боль — время останавливается. Прихожу в себя только когда вижу врача со свертком в руках. Озирается по сторонам. Втягивает голову в плечи. Маленький, щуплый, неприятный тип. Идет ко мне. Чую как он него пахнет страхом.

Выхожу ему на встречу.

— Как обещал, вот пацан, — отдает мне конвертик. Воздух застревает в горле, ощущаю тепло своего сына. Глаза наполняются чем-то пекучим, режущим, словно кто битого стекла в них насыпал.

А потом с размаху, рукоять ржавого ножа прямо в сердце. Но нет. Я еще не чувствую боль, еще надежда дает силу.

— А женщина? Второй ребенок? — спрашиваю и хватаю его одной рукой за полу халата.

Он долго пугливо смотрит мне в глаза. Губы дрожат. Не решается озвучить. И у меня внутри тикают секунды до приговора. Безжалостного… Он обжалованию не подлежит.

— Не выжили, — говорит едва слышно. Опускает голову, мог бы как страус в землю ее спрятал.

Вот он прицельный выстрел в сердце. Так чтоб на маленькие куски, и я ощущал как каждый кусочек бьется в нестерпимой агонии.

— Ясно, — бросаю и отворачиваюсь.

Если сейчас не уйду, врачу не жить.

Сын спасает. Понимаю — должен сберечь сокровище. Нельзя мне во все тяжкие. Никак нельзя. Ради него должен выстоять.

Глава 27

Что до этого я знал о боли? Абсолютно ничего. Это все были такие мелочи по сравнению с черной разъедающей пустотой, что стала меня пожирать. Это дикая агония беспросветной потери.

Я ощущал каждую часть своего тела, как организм продолжает функционировать, как запущенный механизм, и ежесекундно сгорает от боли… Дикой, отчаянной, неконтролируемой. Она никогда не затихает, она со мной всегда, навечно.

Я мог сто раз твердить себе, что Василиса не достойна, что она крутила мной, играла в игры… Это все не важно, все меркнет, перед одним черным фактом — ее больше нет. Голубка не