День всех пропавших - Дот Хатчисон

Он качает головой.

– Иан, я не… ты же знаешь, я не…

– Я знаю, что ты уважаешь меня, мой мальчик, – отвечает детектив с еле заметной усталой улыбкой. – Может, я промахнусь, может, попаду в цель. Позвольте все изложить.

Брэн смотрит на Вика, который мрачно кивает.

– Хорошо.

Иан открывает самую толстую папку. Папка про Фейт. На первой странице ее фотография: глянцевая печать восемь на десять, глянец в основном стерся от времени. Этот снимок я никогда не видела. Как и у большинства пропавших детей, последним оказалось фото, сделанное в школе: когда полицейские расклеивают повсюду снимки вашего пропавшего ребенка, предпочтительней выбрать тот, где четко видно лицо. У фотографии фиолетовый фон. Широкая улыбка девочки демонстрирует нижние премоляры, которые выпадут к Хеллоуину. Однако волосы выглядят так же, как и на хорошо знакомом мне фото и на других снимках, которые я видела: светлые косички спускаются на плечи, покрытые футболкой с единорогом от Лизы Фрэнк[39]. Голова слегка наклонена набок, как будто фотограф сказал что-то, чего девочка не поняла, но вместе с тем знала, что надо сохранять улыбку на лице. Она выглядит столь восхитительно-озадаченной – о господи, я видела Брэна с почти таким же выражением лица, только без улыбки. На шейной тонкой цепочке – кулон, свисающий почти до рога единорога. Он покрыт блестящим лаком; такие украшения дети любят во все времена: смотришь на них и невольно задаешься вопросом, светятся ли они в темноте. На кулоне изображена розово-желто-голубая радуга, на концах которой не облака, а две белые звездочки.

Это украшение Брэн подарил сестре на последнее совместное Рождество. Тем утром Фейт упросила брата помочь ей надеть кулон и никогда не снимала. Так сказала мне их мать.

– Двадцать пять лет, – говорит Иан. – Почти ровно двадцать пять. Услышал про Бруклин в национальных новостях прошлым вечером. Восьмилетняя девочка, белая, со светлыми кудрявыми волосами и голубыми глазами пропала после полудня по дороге домой из школы.

Гала смотрит на фотографию Фейт, на Брэна, на прикрепленный к доске за ее спиной большой снимок Бруклин. И снова по кругу. Она сглатывает комок, но ничего не говорит.

– Брэндон, когда ты учился в академии, то рассказывал мне про друга-одногруппника. Когда он был маленьким, пропала лучшая подруга его младшей сестренки.

– Сачин Карван, – шепчет Брэн.

Иан перемещает на середину стола вторую папку, открывает и демонстрирует фото другой маленькой девочки, имеющей не столь отдаленное сходство и с Фейт, и с Бруклин.

– Ее звали Эрин Бэйли. Восьмилетняя, белая, кудрявые светлые волосы, голубые глаза, пропала по пути домой от репетитора. Завтра будет двадцать семь лет, как она исчезла в Чикаго.

Перекладываю бумаги с ноутбука на стойку позади меня и вывожу компьютер из спящего режима. Приходится повторно залогиниться в разные сети, однако через пару минут на экране высвечивается лицо Эрин, которая уже числится в одном из моих списков.

Нераскрытые дела пропавших без вести.

Еще одна папка ложится на середину стола к Фейт и Эрин:

– Третьего ноября исполняется двадцать один год. Ее звали Кэйтлин Глау, из Атланты.

Она отличается от других девочек розовато-красными пятнами румянца, а кудри гуще и пышнее, но все равно сходство с остальными фотографиями налицо. Вик осторожно берет распечатанный снимок за края и смотрит на меня.

Имени Кэйтлин нет в моем списке из базы ФБР, но я пробиваю ее имя в NCMEC, и она тут же выскакивает в категории «сбежавшие из дома». Последний раз ее профиль обновлялся более десяти лет назад.

– Как вы на нее вышли? – спрашиваю я.

– Один из полицейских, участвовавших в первоначальных поисках, перевелся в Тампу девять лет назад. Около девяти. Мэнни держит фото Фейт на рабочем столе рядом с фотографиями своих детей.

– Младший брат Рафи.

Рафи и Мануэль – теперь его называют Мэнни (это когда ему удается убедить родных не называть его по-прежнему Мануэлито) – были лучшими друзьями Брэна, с ними он рос. Они по-прежнему как семья.

– Новичок заметил фото, – продолжает, кивнув, Иан, – и они разговорились. Оба сочли это не более чем случайным совпадением, однако вскоре Мэнни рассказал мне.

Он вытаскивает и открывает следующую папку:

– Пятнадцать лет назад, Эмма Кунен, Нэшвилл.

Эмма числится в моем списке из базы ФБР.

– В Нэшвилле есть некоммерческая организация, занимающаяся такими старыми делами. Несколько лет назад они вместе с художниками воспроизвели возможную внешность пропавших детей – какими бы они стали – и показали по телевидению. Эмма была восьмилетней белой девочкой с вьющимися светлыми волосами и голубыми глазами. Пропала по дороге домой, возвращалась от тети седьмого ноября.

Нераскрытое дело, пропала без вести.

– Семь лет назад. – Иан открывает последнюю папку. – Андреа Бьюкенен из Балтимора пропала, когда шла домой с урока пения. В обычной ситуации могли бы позвать вашу команду, однако в тот же день из торгового центра в Шарспбурге похитили Кили Рудольф.

Вик внезапно становится усталым. Он дотрагивается тыльной стороной ладони до пулевого шрама на груди. Брэн прячет лицо в ладонях. Выглядящая слегка напуганной Гала вежливо откашливается.

– Прошу прощения, я не… какая тут связь с Кили? Она тоже девочка-блондинка?

Ивонн качает головой.

– Кили было двенадцать. Ее похитил мужчина, семья которого держала девочек-подростков в плену в садовых постройках при его особняке. Ее спасли, но дело Садовника…[40]

Гала на секунду прикрывает глаза.

– Адское дело. Многие девочки погибли при взрыве здания. И только потом мы узнали, сколько еще было жертв за прошлые годы.

– Помню дело Садовника, – шепчет Гала. Ее ладони зависают возле рта, будто она хочет прикрыть его, однако боится заглушить слова. – Я тогда училась в старшей школе. После новостей всех девочек отвели на лекцию по мерам безопасности. Неделями только об этом и говорили.

– Взрыв произошел в Хеллоуин, – говорит Ивонн. – Следующий день оказался моим первым рабочим после рождения старшей дочери.

– И Кили, и Андреа пропали двадцать девятого октября. – Короткие, квадратные, толстые, мозолистые пальцы Иана берут снимок Андреа за края и выставляют на всеобщее обозрение. – Андреа так и не нашли.

У Андреа улыбка чирлидерши – широкая, белоснежная и будто приклеенная, словно она могла сохранять ее часами. Светлые волосы, чуть более рыжие, чем у других девочек, заплетены в две длинные косички, плотно закрученные спиралями и украшенные завитыми накрахмаленными лентами. Косички чирлидерши. Но кудри, обрамляющие лицо, свисают свободными прядями.