Кто, если не я? - Катажина Колчевська

– На фотографии, Оля, в кухне.

– Не хочу ото! Хочу к маме! Де мама? – завопила девочка.

– Где мама, где мама? А почему о папе не спрашиваешь? – проворчала я.

– Де папа?

– Вот видишь, – похвалила я Ольку. – Папа тоже на фото. Вместе с мамой.

– Де мама?

– На фото в кухне! Или на небе, если хочешь, – заявила я, чтобы наконец отделаться от вопросов. Как же она меня раздражала.

– Де мама?!

– Олька, перестань. Мне сейчас не до игр. Иди в кухню, сама знаешь, где стоит то проклятое фото.

– Не хочу ото! Хочу к маме!

– Где ты тут маму видишь? – проворчала я.

– Хочу к маме!

– Где я тебе ее возьму? – огрызнулась я, а потом добавила немного ласковей: – Оля, пожалуйста, перестань. Мне сегодня только истерик не хватало.

– Хочу к маме, – сказала девочка, но спокойно, без слез.

– Оля, мы ведь уже об этом говорили, – со вздохом ответила я.

Ну все, сейчас начнется!

– К маме! – крикнула Оля и тут же разрыдалась.

Она плакала. Не билась в истерике, не задыхалась, а просто плакала. Я сползла с кресла и села рядом с ней на ковре. Взяла малышку на руки и посадила на колени. Опухшие ноги ужасно болели, и я почувствовала, как икры начали затекать.

– Оля, Оля, – повторяла я, обнимая девочку, а та прижималась ко мне.

Сейчас она была просто беззащитным, осиротевшим ребенком, а не разъяренной, орущей бестией. Ее маленькое тельце сотрясалось от горя. Она плакала тихо, монотонно и спокойно. Я обнимала малышку, а она все крепче прижималась ко мне, словно я была единственным, что у нее оставалось во всем мире. Только я могла ее утешить, но не умела. Мне стало больно от мысли, что я не могу дать малышке того, в чем она нуждается.

Оле нужна была мама, только мама. Каждому ребенку нужна мать, как собаке будка, и ничего с этим не поделать. Я не представляла себе, что значит быть матерью, но за годы работы гинекологом твердо усвоила одну вещь – если есть ребенок, то где-то должна быть и мать. А у этой малышки мамы не было и уже не будет. От этой мысли мне было больнее, чем от передавленных вен. Я так жалела этого ребенка.

– Оля, Олечка, – повторяла я, расплакавшись вместе с малышкой.

Обнимала ее, укачивала и гладила по спинке, пока она не уснула. Просидели мы так долго. Ужасно болели ноги, и я даже не смогла поднять малышку. Уложила ее на ковер, укрывать не стала, потому что и так было жарко. С трудом поднялась и побрела на кухню. Мне нужно было принять лекарство, что-нибудь обезболивающее и успокоительное, и еще горсть таблеток: для разжижения крови, противовоспалительное, от давления и повышенного холестерина. Потом села в кресло и надолго уснула. Вдруг что-то заставило меня вскочить. Правда, в переносном смысле, потому что ног я уже не чувствовала и вскочить не могла. Наверное, я так крепко уснула, что потеряла счет времени. Взглянула на Олю. Девочка не спала, просто лежала спокойно и смотрела на меня большими блестящими глазами. Сквозь задернутые занавески проникали красные лучи заходящего солнца. Близился вечер. Может, тогда жара хоть чуть-чуть спадет.

– Привет, Оля. Выспалась? Кушать хочешь? – спросила я, а малышка все смотрела на меня огромными серыми глазищами.

– Иди ко мне. Наверное, пора подгузник сменить. Поможешь?

– Да, – тихонечко ответила она.

– Тогда снимай старый и надевай новый. – На ней были только подгузник и кофточка, так что она бы легко справилась с заданием. – А я тебе сырок принесу, хочешь?

– Хочу!

Я пошла в кухню и взяла сырок из холодильника. Он был божественно холоден, и я приложила его к щеке. Заглянула в холодильник – запасы уже заканчивались, и пора было ехать в Торунь за покупками.

– Оля, а мы завтра в магазин поедем, – объявила я, входя в комнату.

Малышка сидела в моем кресле. Она уже успела надеть новый подгузник. Может, липучки пристегнула кривовато, но в целом все было на месте.

– О! Ты сама подгузник переодела! Какая ты молодец!

– Оля синая! – слабо улыбнулась девочка. Странная она какая-то была, слишком тихая и спокойная, хотя, может, мне только показалось. Прижимала к себе Гав-гава и смотрела на меня.

– Оля сама, – сказала, протягивая ручки за ложечкой и сырком.

– Хорошо, сама, – согласилась я, хотя и боялась, что она все кресло сырком перепачкает.

Пару недель назад мне пришлось прибегнуть к старому дедовскому способу – все диваны и кресла накрыть одеялами. Вот бы мама смеялась, если бы видела. Я всегда с ней ругалась из-за одеял, покрывал и чехлов. А теперь была рада, что хоть несколько штук дома завалялось. Я уселась во второе кресло и наблюдала, как Оля сражается с сырком. Она так старалась есть аккуратно, чтобы не запачкать кофточку или кресло.

– Съела уже? – спросила я.

Оля кивнула. Я забрала у нее стаканчик и ложечку и отнесла в кухню. Когда вернулась, Оля лежала на кресле, прижимая к себе любимого песика, легонько укачивала его и смотрела на меня. Вдруг ни с того ни сего ее вырвало. Весь сырок оказался на кресле.

– Оля, – воскликнула я и бросилась к ней так быстро, как только могла. – Оля, пожалуйста, не сегодня! Только не сегодня!

Тут до меня дошло, что у меня ни тряпки, ни полотенца, ни платочка какого, чтобы сырок вытереть, и я, преодолевая боль и тяжесть в ногах, пошла в кухню. Принесла миску с водой, ветошь и тряпки, начала убирать. Оля сидела очень тихо.

– А теперь, пани, мы вами займемся. Надо вас умыть, – сказала я, взяла ее на руки и тут же воскликнула: – О господи, Оля!

Прикоснувшись к ней, я сразу почувствовала жар. Она просто горела.

– Оля, у тебя температура! – завопила я.

Малышка была такая бледная и тихая. Все смотрела на меня, но мне казалось, что она уже почти без сознания. Я схватила ее на руки и уже собралась бежать в кухню, к старой аптечке за градусником и лекарствами. Оля оттягивала мне руки, а ноги горели огнем. Через два шага я поняла, что с ребенком я до кухни не дойду. Каждая нога, казалось, весила тонну. Вернулась и положила малышку на кресло.

– Подожди чуть-чуть, я сейчас вернусь! – сказала я ей, сделала два шага в сторону кухни, потом опять вернулась назад. – Давай мы тебя с кресла переложим, а то еще свалишься! – Я положила ее на ковер и потом пошла на кухню, с трудом передвигая ноги, как старый, умирающий слон.

Нашла в аптечке градусник, пиралгин и парацетамол в таблетках. Вот только подходят ли они детям? Где инструкции? Я вернулась в комнату. Оля лежала там, где я ее оставила. Глаза были закрыты. Я заставила себя быстрее передвигать больные ноги, подошла к ней, попыталась опуститься рядом на колени, но не смогла. Колени не сгибались. Наконец просто повалилась на пол, набив синяк, и легла рядом с ней.