Кто, если не я? - Катажина Колчевська

– Конечно можно, вот только ничего особенного не обещаю.

– Мне самую простую.

– Извините, я сейчас приду, – сказала она и вышла, оставив меня в одиночестве.

Я сидела и смотрела на то, что происходит в зале. С первого взгляда казалось, что там играют и шалят обычные дети, но было в них что-то такое, отчего мне стало не по себе. То ли бедная, не по размеру одежда, то ли изможденные лица. А может, глаза. Некоторые дети меня заметили и осторожно разглядывали, но никто не смотрел прямо. Зыркали украдкой, делая вид, что меня здесь нет или они меня не замечают. Я сидела там, как под прицелом. Все в этом доме навевало тоску и отчаяние.

– А зачем вы к нам пришли, пани доктор? – поинтересовалась директор, подавая мне воду.

– Спасибо. Они все сироты? – спросила я, чтобы отвлечь внимание.

– Видите ту темноволосую девочку в красной кофте?

– Ту, с куклой?

– Да. Она единственная полная сирота из них. Ее родители погибли в аварии. У всех остальных есть или отец, или мать.

– Тогда почему они здесь? – спросила я растерянно. Всегда думала, что в приюты попадают только сироты.

– Бедность. Прежде всего из-за бедности. У нас свободная Польша, демократия, капитализм… и страшная бедность. Порой мне кажется, это только начало, что все еще впереди, пани доктор. Знаете, иногда мы сидим всем коллективом и разговариваем. Все только хуже становится. Еще пару лет назад такого не было. Или такие дети к нам не попадали. Не знаю, но мне кажется, что происходит что-то плохое.

– Что с ними всеми будет?

– Кто знает… Теоретически, у нас они должны оставаться недолго. Но только теоретически. Видите вон того мальчика?

– Блондинчика? – Я показала на семилетнего ребенка, который, как мне показалось, возглавлял банду из нескольких одногодков.

– Да, его. Он у нас уже третий год со своей сестрой. Ей пять. Иногда их мать ненадолго забирает, а потом они попадают к нам опять. Она обещает не пить, но снова и снова уходит в запой. Суд не может лишить ее родительских прав, вот она приходит и забирает детей, как из камеры хранения. Дети о ней заботятся, когда она пьяная лежит, даже в магазин за вином ходят. А видите того мальчика с машинкой на веревочке? – Она показала на малыша в подгузниках, который был младше Оли. Он еще и ходить-то нормально не научился. – Его полгода назад на свалке нашли, голодного, грязного и больного. Мы до сих пор не знаем, кто его родители. А вон та девочка, которая за столом сидит и рисует, попала к нам из больницы. Ее отчим избил и изнасиловал. Ей всего шесть. А вон те двое у окна бродили сами по поселку. Они близнецы, им по четыре. Их родители в это время спали дома, вдрызг пьяные. А вон тот мальчик в джинсовой рубашке…

– Хватит, – перебила я ее, не в состоянии слушать дальше, – все понятно, спасибо.

«Неужели такое может быть?» – думала я.

Сейчас я поняла, что было не так в зале за стеклом. Там собралось слишком много горя на один квадратный сантиметр.

– У каждого здесь своя история, пани доктор. Не все такие ужасные. Есть у нас тут семья – шестеро детей. Их мать сюда привела. Ушла от мужа-алкоголика, который постоянно их избивал. Ей жить негде и кормить детей не на что. Приходит к ним каждый вечер, моется у нас, ужинает с детьми и целует их перед сном. Я все не решаюсь спросить, где она ночует. Может, если бы у нее была крыша над головой, они могли бы рассчитывать на пособие из алиментного фонда. Ой, простите, я вам слова не даю вставить. Так по какому вы вопросу?

Я молчала. Не знала, что сказать. Просто не представляла себе.

– Пани доктор?

– Извините, но это уже не имеет значения.

– Но вы ведь зачем-то пришли? – допытывалась Марцинковска. – У вас все в порядке?

– Да, кажется… А который час? – Я решила сбежать отсюда как можно скорее.

– Почти двенадцать.

– Ой, извините, мне пора. У меня встреча назначена.

– Но вы так и не сказали, зачем пришли.

– Может, в следующий раз. Спасибо за кофе. До свидания.

Однако я ненадолго задержалась.

– Можно у вас кое о чем спросить?

– Конечно.

– Они, – я кивнула на детей, – вам истерики устраивают?

– Нет, пани доктор. Обычно нет. Редко и только вначале.

– Почему нет?

– Потому что не могут.

Я отвернулась и выскочила за порог.

– До свидания! – крикнула она мне в спину, когда я уже вцепилась в дверную ручку.

Я плотно закрыла за собой дверь, словно хотела навсегда запереть все увиденные несчастья.

Остановившись, я оперлась спиной о холодную стену и подняла голову навстречу дождю. Он прекрасно остудил горящее лицо. Не знаю, как долго я так простояла. Когда пришла в себя и успокоилась, то вернулась к машине. Оли и Иоанны там не было. Интуиция подсказала, что их надо искать в «Макдональдсе» неподалеку. Здесь он открылся одним из первых и все еще был довольно популярен. Проигнорировав недовольство очереди, жаждущей гамбургеров, я вошла внутрь. Конечно, я не ошиблась: Оля с Иоанной сидели за столиком и ели мороженое.

– Привет. Хочешь мороженого? – предложила Иоанна.

– Тетя! – обрадованно воскликнула Оля, подбежала и прижалась ко мне.

– Ну? – спросила Иоанна.

– Что ну? – Я сделала вид, что не поняла вопроса.

– Что мы будем делать?

– Домой едем. А что нам еще делать?

– Оля с нами? – почти беззвучно прошептала она и бросила на меня удивленный взгляд.

– С нами, – твердо ответила я, не глядя на нее. Просто не могла смотреть ей в глаза.

– Де мама? – спросила Олька.

– Оля, милая, ты слышала, мы едем домой, – сказала я малышке.

– К маме? – Олька не успокаивалась.

– Мама на небе, Олечка, помнишь? Мы к ней не можем ни пойти, ни поехать.

– Мама! Ото!

– Ты о чем? – спросила я, застегивая Олину курточку.

– Ото! Мама, папа, Оля, – терпеливо объясняла она мне.

– О, фото! – дошло до меня наконец. – Фото, да? Конечно, мы едем домой, туда, где фото мамы и папы.

Мы сели в машину и поехали домой. За всю дорогу Иоанна ни слова не сказала, и я была ей за это охренительно благодарна.

– Де мама? – вдруг спросила Оля.

Стоял жаркий июльский день. Сквозь закрытые шторы пробивались горячие солнечные лучи. Жара продолжалась уже несколько дней, и с одиннадцати до пяти мы сидели дома. Толстые кирпичные стены невероятно нагревались, и внутри не было той прохлады, какая должна быть в старых домах. Мы с Олей сидели в комнате. Она играла на ковре, а я устроилась поудобнее, закинув опухшие, больные ноги на табурет.