Нежность в хрустальных туфельках - Айя Субботина

В машине тепло, и я снова снимаю пальто и обувь, позволяя Ленскому укутать себя в плед. Но на этот раз даю себе клятвенное обещание не спать всю дорогу, чтобы насладиться каждой минутой времени рядом с ним.

Когда мы вернемся, все изменится.

Скорее всего — даже наверняка — навсегда.

— Спасибо, что подвез, — говорю я, когда Даня притормаживает около дома, где живет Вовкина невеста. — Спасибо… за все, Даня.

Ленский недоверчиво осматривает старенькую пятиэтажку, как будто чувствует, что я что-то недоговариваю. Не могу и не буду вешать на него свои проблемы. Даже если он ведет себя как взрослый, ему все равно только восемнадцать, и проблемы моего развода не должны портить ему жизнь. Может быть, я максималистка и все вижу в неправильном свете, но примеряя на себя роль матери такого вот Дани, понимаю, что не желала бы сыну такой судьбы: стоять под обстрелом тяжелого развода его взрослой учительницы.

— Отсюда тяжело добираться, — говорит Даня, взглядом цепляясь за табличку на доме. Это в самом деле Тмутаракань, и отсюда до школы — два с хвостиком часа на перекладных. Но квартира Вовки — еще дальше, так что с поездками придется туго. — Точно не хочешь, чтобы я тебя утром забрал? Не обязательно же прямо под окнами.

— Точно не хочу, — улыбаюсь я.

Вижу, что он подается вперед, чтобы поцеловать меня, и быстро выскакиваю из машины. В горле ком, глаза щиплет от желания просто разреветься. Даня быстро опускает стекло и я, уже стоя на крыльце, машу ему на прощанье. И сразу в подъезд, бегом на второй этаж, прижимаюсь к стенке, и украдкой смотрю в окно. «Порше» стоит еще минуту, а потом уезжает.

На самом деле Марина живет не в этом подъезде и даже не в этом доме. Она живет в соседнем дворе. Возможно, я зря перестраховываюсь, и Даня все равно не станет меня искать, но он кажется таким упрямым, что никакая предосторожность не будет лишней.

Я забираю ключи и еще примерно полтора часа добираюсь до Вовкиной квартиры. Сижу в почти пустом вагоне метро, дышу на окно и в сизом облачке пара рисую веселый смайлик.

Брат не соврал: квартира крохотная и очень скромная. Старая ржавая ванная, продавленный до пружин диван, закопченная плита. Зато вся мебель на месте, есть стиральная машина и интернет. Жаль, что все мои вещи, и ноутбук, остались квартире мужа.

Первым делом я пишу Пете сообщение: «Я ушла от тебя и подаю на развод»

Отправляю и даже не удивляюсь, когда он мгновенно пишет в ответ: «ТЫ ВООБЩЕ ОХУЕЛА???»

Отвечать нет смысла. Разговаривать — тоже. Я все равно буду блядью, проституткой и шлюхой, я все равно буду грушей для битья. Что бы я ни сказала, любой, даже самый покорный тон, будет поводом морально или физически сделать мне больно. Огрызаешься? Значит, тварь и стерва. Ведешь себя смирно? Значит стыдно, значит есть за что извиняться.

Следующий телефонный звонок — директору «Эрудита». На часах только начало седьмого, и я надеюсь, что не помешала никаким его вечерним планам, но на всякий случай все равно извиняюсь. Сразу перехожу к делу: у меня резко изменились жизненные обстоятельства, и я должна уволиться. Прошу, если это возможно, дать мне расчет прямо завтра, потому что для меня это вопрос жизни и смерти. Он говорит: «Хорошо, в канцелярии приготовят документы, приезжайте с заявлением к девяти, Варвара Юрьевна».

И все.

Вот так: просто, коротко, сухо и вполне обыденно, я круто изменила свою жизнь и шагнула в неизвестность.

Через полчаса начинается настоящий кошмар: такое чувство, что Петя поставил телефон на автодозвон и решил взять меня измором. Я не отвечаю.

Потом приходит сообщение от Дани: «Какой кофе хочешь завтра утром, Колючка?»

Сползаю по стенке, роняю голову в колени и закрываю голову руками. Мне очень хочется ему ответить. Очень хочется позвонить и попросить приехать. Не для поцелуев и не для того, чтобы любоваться его запястьями и длинными ресницами, а просто побыть рядом. А потом Петя пишет: «Я тебя, суку, убью». И я быстро трезвею.

Он может.

И не только меня, но и любого мужчину, который окажется рядом.

Есть только одна хорошая новость во всем этом болоте: мне пришел ответ из частной гимназии «Меридиан», куда я направляла свое резюме. Меня приглашают на собеседование, во вторник в четырнадцать тридцать.

Чтобы проветрить голову и заодно отвлечься от тяжелых мыслей, иду в магазин и намеренно оставляю телефон дома. Долго брожу по району, пытаясь расслабить себя мысленными шутками собственного производства об Иване Сусанине. Я всегда плохо ориентировалась на местности, а в чужом районе и подавно. Плохая была идея выйти без телефона, но мир не без добрых людей: и дорогу до ближайшего супермаркета показали, и где метро.

Брожу между полками, стараясь складывать в корзину только самое необходимое: еда на первое время, гигиенические принадлежности, полотенце, белье, колготки. Становится страшно, потому что у меня нет ни единой вещи кроме тех, которые на мне и которые я брала с собой в поездку. И денег тоже нет. Теперь уже почти нет и работы, а будет ли новая — еще неизвестно. Если попросят дополнительные рекомендации — хоть в резюме я честно озвучила вес свой опыт работы — мне нечего будет предоставить, кроме того, что я уволилась с предыдущей работы в связи со сменой места жительства. Никакой другой причины я озвучивать не собиралась.

Светодиод телефона беспощадно моргал разноцветными огоньками: несколько сообщений, куча пропущенных вызовов. Звонки от мужа и от мамы, сообщения тоже от Пети, и еще одно — от Дани: «Напиши, когда будет возможность. Не молчи. Волнуюсь»

Я знаю, почему он не звонит. Думает, что рядом муж и не хочет ставить меня в ту ситуацию, над которой посмеялись в доброй части анекдотов и шуток во всяких камеди-шоу.

Противно. До чего же противно от себя самой. Не могу я ничего ему сказать, не хочу и не буду в это втягивать. Потому что это — мои взрослые проблемы, и Даня не имеет к ним никакого отношения.

Пусть лучше думает, что я просто его кинула. В его возрасте у парней нет проблем с забыванием. Да и Варламова наверняка не упустит возможность отвоевать его обратно, тем более в поездке, тем более — где-то там, откуда будет красивый вид на украшенную иллюминацией цветов национального флага Эйфелеву башню.

Я быстро стираю вещи, переодеваюсь в пижаму и делаю несладкий чай. От одной мысли о еде начинает тошнить. Хотя, кого же я обманываю? Здесь меня могут услышать разве что тараканы.

Тошнит меня не от еды — есть просто не хочется.

Мне больно от мыслей, что Ленского, пусть он не мой и моим никогда не был, придется отдать.

Тяжелее всего прийти утром в школу.

Страшно нарваться на мужа, который запросто может подкарауливать меня здесь.