Будда - Александр Николаевич Сенкевич

Ее основной смысл заключался в продлении на многие часы невыносимых мучений посаженного на кол человека и в устрашении народа безобразным видом казни. Особенным пристрастием к ней отличался валашский господарь Влад Дракула, получивший от современников прозвище Цепеш — кол. Поддерживать в людях разными изощренными способами страх и трепет перед властью считалось основной обязанностью правителей.

Особенно отвратительно выглядело применение этого вида казни в отношении женщин.

В религиозном смысле казнью сажания на кол уничтожался соразмерный порядок функционирования внутренних органов тела, созданный божественной природой. Нарушалась его нормальная жизнедеятельность. Человек уничтожался как прекрасное творение Бога, словно был недостоен своего Создателя, и через немыслимые страдания искупал тяжесть своего преступления, «возвышал» свой падший дух. Конечно, более наглядной была казнь через четвертование или колесование, однако она довольно быстро приводила к смерти жертвы.

Совет древнегреческого мыслителя и тирана Периандра Коринфского долгое время не был услышан ни на Западе, ни на Востоке: «Кто хочет править спокойно, пусть охраняет себя не кольями, а общей любовью».

Страдания Гаутамы описывать не буду. Чтобы в меру своих сил облегчить их, мудрец Асита подошел к месту казни.

Интересен и драматичен диалог между Аситой и Гаутамой. Асита спросил: «Что это, сын мой?» Гаутама сказал: «Что это, как не карма!» «Ты не нарушил своих обетов?» — спросил святой мудрец. Гаутама ответил: «Тело ранено, но не ум». «Как мне поверить в это?» — воскликнул святой мудрец. Гаутама сказал: «Вот клятва: если только тело мое ранено, но не ум, пусть кожа упадхьяи станет золотого цвета!»[83]

Как только он с трудом прошептал эти слова, кожа Аситы окрасилась в золотистый цвет от пальцев ног до самого лба, словно солнце, клонившееся к закату, подтвердило правдивость сказанного мучеником.

Для непосвященных загадочны слова Гаутамы: «Что это, как не карма!» Что же такого ужасного совершил оказавшийся посаженным на кол ученик святого мудреца? За какое преступление его, явно невиновного, подвергли мучительной казни? Оказывается, он расплатился сполна за жестокость, которую проявил в прежней жизни по отношению к комару. Он насадил его на острие иголки, а теперь испытал на себе те же мучения, которыми он ради забавы подверг крошечное и беззащитное насекомое.

Асита стоял близко к Гаутаме и наблюдал, как тот угасает. Последний диалог Гаутамы и Аситы по своей драматичности не уступает великим древнегреческим трагедиям.

Гаутама спросил: «О упадхьяя! Каково будет мое следующее перерождение?» Святой мудрец ответил: «О сын мой! Брахманы утверждают, что без потомства никто не может обеспечить хорошее перерождение. Осталось ли в тебе достаточно сил, чтобы породить сына?» Гаутама ответил: «Я страдаю от смертельной боли, как я соберу силы?»[84]

Асита сосредоточился на этой неприятной мысли. Его седые брови чуть ли не срослись, сомкнувшись друг с другом, и тут же ослепительная молния зигзагообразным серпом взрезала небо. На Гаутаму, окончательно теряющего силы, обрушились ветер и потоки дождя. Они остудили его тело, из которого с кровью излились две капли семени. Вскоре Гаутама скончался. Чудодейственным образом эти капли оформились в два больших яйца. Закатное солнце, как прилежная птица, согрело их своим теплом. Яйца лопнули, сначала первое, потом второе. Из них вышли два ребенка мужского пола и скрылись в зарослях сахарного тростника.

Далее в предании говорится: «Придя снова, святой мудрец обыскал окрестности. Увидев скорлупу яиц, он осмотрелся и нашел двух мальчиков в зарослях сахарного тростника. Он признал в них детей Гаутамы и забрал в свой дом, дал им молока и вырастил их. Поскольку они родились от солнечных лучей, они стали известны как сурьявамша, или солнечный народ. А поскольку они были сыновьями Гаутамы, то это имя стало их родовым именем. Поскольку они родились из его собственного тела, их назвали Ангираса — имя легендарного риши. А поскольку их нашли в зарослях сахарного тростника, они стали известны как Икшваку (санскр. икшу — сахарный тростник). Когда царь Бхарадваджа умер, не оставив сыновей, министры собрались на совет, обсуждая, кого поставить царем. Кто-то сказал, что следует поставить царем старшего брата. Они предстали перед святым мудрецом Аситой и спросили его, где Гаутама. Святой мудрец сказал: „Вы убили его!“ Они ответили: „Мы даже не видели его! Как мы могли убить его?“ Святой мудрец ответил: „Я заставлю вас вспомнить!“ И, молвив это, он рассказал им всю историю»[85].

Министры поставили царем старшего из детей — того, кто первым вышел из яйца. Вскоре он умер и трон унаследовал младший брат.

От этого младшего брата Икшваку пошел род шакьев, справедливо отнесенный по необычным особенностям рождения близнецов к Солнечной династии.

Вот такая захватывающая криминальная история с полусчастливым концом была изложена в Синей летописи. Нетрудно увидеть в ней смысловое расхождение с другой, уже рассказанной мною историей — с легендой о риши Гаутаме. С тем божественным мудрецом, который безжалостно, понуждаемый исключительно старческой ревностью, оскопил главного ведийского бога Индру. Почему меня привлекла вторая легенда, ведь ее удаление по времени от племени шакьев огромно? Отвечаю: своей плакатной прямотой, без обиняков высказанной мыслью, что род шакьев пошел от праведника и мученика.

Доброго, поразительно доверчивого, расположенного к людям человека облыжно обвинили в том, чего он не совершал. Он претерпел на колу неимоверные страдания и все-таки сумел между угасающей жизнью и стремительно приближающейся смертью продолжить себя в двух сыновьях. Благодаря тому, что солнце принимает участие в создании его рода, появление и уход Гаутамы Будды в Паринирвану предопределены внеземной благодатью. Само появление Первоучителя закономерно, а его доктрина — путь к искуплению страданий первопредка. Страдание — начало и конец жизни в ее земных параметрах. Оно основа основ того будущего, право на которое у людей нравственно безупречных, в чьих действиях точка отсчета — сострадание.

В этой неординарной истории о трагической кончине Гаутамы-первопредка кому-то покажется сомнительным видеть параллель с обрядом очищения смертью на Голгофе одного из разбойников и обретения вечной жизни, но прямая связь, на мой взгляд, с христианским мифом в ней все-таки присутствует.

Тибетский монах новым поворотом сюжета в этом рассказе объясняет главный смысл Просветления Сиддхартхи Гаутамы. Чтобы понять приведшую его к этому состоянию причину, обратимся к Оливье-Морису Клеману (1921–2009). Французский богослов, историк, профессор Свято-Сергиевского православного института в Париже писал: «Любая цивилизация разрывается между двумя возможностями: с одной стороны, это стремление вернуться в рай через праздник, через искусство и развлечение, через бескорыстное восхищение природой. С другой стороны, это работа, это гуманизация материи мира и превращение ее в единое тело всего человечества»[86].

Гаутама Будда в своей деятельности по «гуманизации материи мира» достиг впечатляющих результатов. По преданию, бог