Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Кушнир

Науменко явно хотелось чего-то другого. И тогда он предложил сделать набросок обложки своей возлюбленной.

«Песни из альбома я уже слышала, — рассказывала Наташа. — В каком-то журнале Майк нашел небольшую картинку, на которой были нарисованы две дамы. И он говорит: „Мне нужна вот такая барышня, и чтобы я на нее смотрел“. И я по памяти все ему нарисовала. Притом, что я — не художник и нигде этому не училась. Откуда он узнал, что я люблю живопись, даже не знаю… Наверное, видел, как я „битлов“ рисовала».

Музыкальный критик Артемий Троицкий

Фото из архива Константина Моисеева

Как только альбом «Сладкая N и другие» получил каноническое оформление, события вокруг Майка завертелись с неожиданной быстротой. Теперь у него был музыкальный продукт, который можно было показывать не только друзьям, но и организаторам всевозможных концертов.

Дело в том, что после выступления «Аквариума» на рок-фестивале в Тбилиси в марте 1980 года у Гребенщикова появилось изрядное количество новых приятелей. Одним из них оказался влиятельный музыкальный критик Артемий Троицкий, который писал многочисленные статьи — как в официальную прессу, так и в машинописный рок-самиздат.

Вскоре лидер «Аквариума» начал ездить с концертами в Москву и как-то раз показал Троицкому кассету с «Дрянью» и «Пригородным блюзом». Как гласит история, Артемий Кивович явно впечатлился услышанным.

Вскоре Артем пригласил Гребенщикова на акустический фестиваль, который делал его приятель Костя Моисеев где-то в Северном Чертаново — «мутном местечке без опознавательных знаков, среди каких-то гаражей и новостроек». Из Останкино удалось подогнать чешскую передвижную тон-студию радиостанции «Юность», которая зафиксировала это событие на профессиональной аппаратуре.

Состав музыкантов, который должен был выступить 25 октября 1980 года, обещал море удовольствия: Андрей Макаревич, Константин Никольский, «Последний шанс», «Аквариум», а также бородатый литовский бард Виргис Стакенас, невозмутимо певший песни на родном языке.

Группу Гребенщикова, которую на рок-фестивале в Тбилиси снимало финское телевидение, в Москве уже немного знали, но — преимущественно на уровне слухов. Ни «Синего альбома», ни «Треугольника» еще не существовало в природе, поэтому андеграундная молва воспевала их подвиги на уровне стихийной мифологии.

Любопытно, что в Питере «Аквариум» в те годы воспринимали как «ансамбль, сыгравший несколько концертов вместе с „Машиной времени“». По словам прекрасного Коли Васина, во время выступлений Гребенщикова «публика страшно томилась, ожидая, когда это занудство наконец-то закончится».

Поколение дворников и сторожей

Фото: Андрей «Вилли» Усов

В Москве же все было совершенно по-другому. Типа — это та самая банда, которая чуть ли не трахалась на сцене в Грузии. Помню, как друзья-однокурсники рассказывали мне, что «Аквариум» — это группа, у которой есть одна кайфовая песня, что-то вроде: «Иди ко мне, я мэн крутой! Отдай мой шуз, дави на фузз! Мочалка, эй, беги ко мне скорей…»

Естественно, что на этом сказочном фоне о Майке, который в то время находился «между небом и землей», никто в столице не слышал. Но хитрый Троицкий выстроил программу таким образом, чтобы Науменко играл последним, причем — в сопровождении музыкантов «Аквариума»: Гребенщикова, Гаккеля, Фана, Дюши, Фагота и нового гитариста Саши Кожевникова.

Смутно предчувствуя скандал, Артем пригласил в Северное Чертаново всю прогрессивную интеллигенцию Москвы: начиная от своего друга Саши Липницкого, драматурга Виктора Славкина и поэта Алексея Дидурова до писательницы Людмилы Петрушевской, застенчивого мультипликатора Юрия Норштейна и джазмена Алексея Козлова, пришедшего на мероприятие в кожаном пиджаке и с женой в вечернем платье.

В конце пути от станции метро «Калужская» гостей ждал настоящий футуристический рай: новенькое здание музыкальной школы с актовым залом на 300 мест, в котором стоял первоклассный аппарат группы «Автограф». Окна были затянуты тяжелыми шторами, дневной свет в помещение не проникал — зрители были отрезаны от социалистического рая полумраком и толстыми кирпичными стенами.

Сарафанное радио честно сделало свое дело, и к началу фестиваля в школе яблоку негде было упасть. По оценке Кости Моисеева, в зале собралось человек триста пятьдесят: даже все проходы были забиты взволнованными поклонниками московского и ленинградского рока.

Выставляя Науменко хедлайнером, Троицкий с Моисеевым шли на определенный риск — но он оправдался.

«Это было не только первое публичное выступление Науменко в Москве, но, как Майк меня уверял, вообще первое выступление с собственной программой, — вспоминал впоследствии Троицкий. — До этого он играл только в квартирной обстановке. Впервые Майк выступал в таком большом зале, и впервые это было „электричество“».

Появлению Науменко предшествовал акустический сет «Аквариума», включавший все боевики того времени: «Мой друг музыкант», «Держаться корней», «Дорога 21» и «Глядя в телевизор». Казалось, что превзойти команду Гребенщикова невозможно: зал буквально стонал после каждой композиции. А в это время Майк, сильно волнуясь, глушил в туалете кубинский ром. В тот исторический момент он должен был выйти на сцену, чтобы совершить подвиг. И он его совершил.

«Мальчик Майк», как его фамильярно анонсировал Троицкий, появился на сцене с недопитой бутылкой Havana Club и дымящимся «Беломором». В темных очках, с элегантным платочком вокруг шеи, он натурально выглядел как западный рок-артист. Держался уверенно, пел гнусаво и комментировал песни, словно Боб Дилан на пьяном джеме в Гринвич Виллидж. Без всякого саундчека Науменко проанонсировал цикл песен «Сладкая N и другие», сразу обозначив, что «это не дама из англоязычный страны, а такой персонаж с латинским N… Я не знаю, есть она или нет, но мне очень мила эта женщина». Затем призвал зрителей бухать прекрасный напиток — кубинский ром, а также курить «Беломор», желательно — ленинградский.

Гробовая тишина была ему ответом.

Константин Никольский