Лайки вместо цветов - Дарья Сойфер

– Сыграть глухонемую?!

– А почему бы и нет? – оживилась Тихонова. – Ну, или не немая, а то вдруг случайно услышит твой голос. Сошлись на ларингит! Да! У меня в том году был, на целую неделю запретили разговаривать. Я чуть не вздёрнулась в шкафу на вешалке!

– Дай угадаю – на твоих вешалках не нашлось свободного места? – Лера скептически оглядела Настю с ног до головы: как обычно, всё с иголочки. С каждой вещи разве что этикетка не свисает, всё в тон до такой степени, будто это не живой человек, а раскраска для девочек. – Ты же понимаешь, что я не смогу быть такой припевочкой? И мне реально нечего надеть на свидание. Без этого кокетства, когда на самом деле в шкафу двери не закрываются?

– И кто мне это сейчас говорит? Великая Гинзбург, которая плевать хотела на условности? И ищет штаны по принципу Вассермана, чтобы в карманы влезло как можно больше?

– Это всё вы… – с досадой буркнула Лера и, развернувшись, неторопливо побрела к метро. – Эти ваши брови… Может, в салоне меня заразили этой дрянью?

– Стафилококком?

– Хуже. Когда тебе не всё равно, что в зеркале. От этого нет лекарства.

Настя рассмеялась, перекинула сумочку через плечо и прогулочным шагом двинулась рядом с Лерой.

– Один день в «Gloss» – и такие перемены… Что будет дальше?

– Очевидно, превращусь в сексапильную богиню и поотбиваю всех ваших мужиков, – невесело отозвалась Гинзбург. – Серьёзно, Насть. Я не думаю, что свидание – хорошая затея.

– А если я очень попрошу?

– Да ты даже не знаешь, кого Соломатин приведёт в пару! Может, какого-нибудь толстого гадкого старика с маниакальными наклонностями.

– Пускай! Значит, уйдём. А если у него есть молодой, красивый, богатый друг…

– То ему проще стать геем, чем тратить своё время на куриц вроде нас.

– Ну, Ле-е-ер! – заканючила Тихонова. – Ну пожа-а-алуйста!

– Никто не встанет между великовозрастной девицей и её мечтами о принце, – холодно изрекла Гинзбург. – Ладно. Но не удивляйся, если они сбегут, завидев мои драные штанцы. Это единственное, что у меня есть с намёком на обнажёнку.

– Ты забыла, где теперь работаешь? Это же женский журнал номер один, Лера. У нас дизайнерского шмотья выше крыши. Нам вечно шлют пробники своих коллекций. Возьмёшь на вечер, потом вернёшь. Завтра же сходим к Ляльке.

– Ляльке?!

– Ну Оля Зосимова. Лялька. Она курсы стилистов аж во Франции проходила.

– И что? Налепит на меня берет, лосины и балетную пачку?

– На что спорим, завтра тебе будет дико стыдно за эти слова?

– Мне?! – фыркнула Лера. – Ты меня с кем-то путаешь. Я никогда не стыжусь того, что говорю, потому что я говорю только правду.

Наверное, прозвучало пафосно, но великая Гинзбург была честна с собой и на этот раз. С малых лет мама специально готовила её к каждому семейному празднику. Особенно – к свадьбам родственников. Девочке ничего не стоило подойти к какой-нибудь семиюродной тётушке и в лоб осведомиться о причине висячих родинок на шее, вслух пересчитать подбородки или спросить, почему помада на губах скаталась в противные катышки.

Может быть, поэтому у Леры до настоящего момента получалось дружить только с мальчиками. Какая девочка захочет иметь подругу, которая высказывает всякие нелицеприятности? Гинзбург не сомневалась: минутное сближение с Настей так и останется минутным. Рано или поздно Тихоновой надоест слушать правду, мотив познакомиться с другом Соломатина исчезнет, и Настя снова станет общаться с девочками-девочками вроде неё самой. А Лера так и останется наедине со своей правдой.

Однако на следующий день, придя на работу в обычных джинсах и решив махнуть рукой на свидание, Гинзбург впервые в жизни вынуждена была признать чужую правоту. И чью?! Насти Тихоновой, милашки и припевочки. Потому что после встречи с Лялей Лера и вправду пожалела о своих словах.

Сразу после обеда это хитрое создание потащило Леру к местному стилисту. От человека с именем Ляля Гинзбург не ждала ничего хорошего. И была глубоко убеждена, что этими дизайнерскими шмотками останется недовольна. Однако Ляля, во-первых, сама была облачена в джинсы, а во-вторых, с одного взгляда определила Лерин вкус.

Она прервала сумбурные Настины объяснения насчёт того, что им бы что-нибудь на свидание, не слишком вычурное, но в меру женственное, встала, подошла к длинным рядам вешалок и, пробежав пальцами по плечикам, как архивариус по документам, выудила что-то чёрное и длинное.

– И? – Лера растерянно оглядела тряпичные богатства. – Это всё?

– Можешь надеть сверху вон тот жакет. И ботильоны. В остальном – да. – Ляля вскинула бровь. – Или ты хотела что-то ещё?

– Я думала, будет, как в тех дурацких романтических фильмах. Когда женщина переодевается и выглядывает из кабинки под забавную музыку, а остальные делают рожи по этому поводу.

– Ну, с кабинками у нас напряжёнка, как видишь, – дёрнула плечом Ляля. – А зачем нам мерить, если тебе подойдёт этот комбинезон?

– А разве ты не будешь мне втирать платье?

– Двадцать первый век, Лера. Не нужны розовые рюши, чтобы в тебе опознали девочку. Иди переодевайся.

И великая Гинзбург переоделась.

Да, она жалела о своих словах насчёт Ляли. Но вот о переходе в «Gloss» жалеть больше не пришлось.

Поднимаясь на второй этаж индийского ресторана, Матвей снова и снова спрашивал себя, зачем согласился на эту затею. Острой нехватки в женщинах у него никогда не было. Кудрявой девушке он написал просто ради шутки. Просто потому, что она была не похожа на тех, с кем он встречался раньше. Конечно, Костик разорялся на тему того, что феминистки хороши в постели. Они, мол, не стесняются говорить о своих желаниях, никогда не симулируют и легче соглашаются на эксперименты. Откуда у Власова такие познания, Матвей так и не понял. Любая, даже не самая радикальная феминистка не подпустила бы к себе этого ценителя женских прелестей и на десять метров. От Костика прямо-таки разило уверенностью: девушек Господь создал исключительно для того, чтобы Власов об них чесал то, что чешется. Сам Матвей, хоть и любил прекрасный пол, к числу жеребцов без стыда и упрёка не относился.

В отношениях он ценил две вещи: комфорт и приватность. Предпочитал женщин состоявшихся и спокойных. Которые понимали бы, что ему нужно, и не рвались выносить это в СМИ. Та же Проскурина была хороша уже хотя бы тем, что не стала выворачивать трусы перед прессой.

Лера Иванова была сплошным непопаданием. Комфорта она Матвея уже лишила, и, судя по вопросам в начале переписки, понятия не имела, как общаться с мужчинами. Если она даже поддержать адекватный диалог не может, то о какой феерии в спальне можно говорить? Соломатин несколько раз доставал телефон и смотрел на её фотографию. В смысле на её аватарку, разумеется. Пытался представить Леру на соседней подушке. Странные были ощущения. С одной стороны, на кошечку эта девушка не походила совершенно, с другой стороны, что-то в её взгляде цепляло. Какой-то огонь… Увлечения, что ли. И Матвей интуитивно понимал, что Лера не будет бревном. И выразительно очерченный рот выдавал в ней натуру страстную.