Титулярный советник - Валерий Пылаев

— Увольнения за связь с радикалами? Аресты? — Я чуть втянул голову в плечи. — Казни без суда?..

— Возможно, — сухо ответил дед.

— Это дорого обойдется. Тот, кто посеет ветер…

— Пожнет бурю? — Дед усмехнулся. — Сыпать цитатами поздно, Саша — буря уже началась. И чем скорее все это поймут — тем лучше. Мне случалось пачкать руки в крови, и я не побоюсь сделать это снова, если придется… Но наши враги не пролетарии — а те, кто за ними стоит. Кто-то из знати, армейские чины… как и всегда.

— Ты развяжешь гражданскую войну!

— Не я, Саша! — Дед явно понемногу терял терпение. — Но я ее закончу — если уж этого не могут сделать ни твой Багратион, ни Госсовет, который прячет голову в песок, как страус.

Я на всякий случай огляделся по сторонам — но нас никто не подслушивал. Вокруг вообще не было ни души: видимо, взрыв в “Авроре” распугал всех посетителей. Но сами слова деда были страшнее любой бомбы или “глушилки”.

— Зачем? Неужели нет другого способа?.. — Я сжал зубы. — Государыня никогда не даст тебе право…

— Как-нибудь обойдусь, — проворчал дед. — Потому что на самом деле есть только одно право — право сильного. И им стоит воспользоваться, пока сила еще на нашей стороне.

В последнем я, пожалуй, уже сомневался — особенно после того, как своими глазами видел, как столичная знать дважды получила пощечину от кучки фанатиков с “глушилкой”… Точнее — второй раз даже без нее. И если они уже успели наделать достаточно этих штуковин, если…

— Не думай, что твой старик собрался утопить в крови целую страну. — ухмыльнулся дед. — Я еще не настолько выжил из ума. Мы закончим за несколько дней… может быть, за неделю — и только в столице. А через месяц все стихнет.

— И тебя назовут палачом?

— Бред. — Дед махнул рукой. — На самом деле никого не волнует чужое горе. А горожане — вот увидишь — примутся носить на руках любого, кто наведет порядок. Будь то ты Багратион, я, ты или сам генерал Куракин.

Я промолчал. Но не потому, что согласился со всем, что говорит дед — просто не смог возразить. Сама мысль противопоставить силе еще большую силу, а террору — свой террор, казалась жутковатой и пугающей…

И все же что-то в ней было. Во всяком случае, она уж точно лишь подливала масла в огонь, который и так тлел где-то внутри. И тлел уже давно.

Разве я не этого хотел? Перестать озираться и тискать под пиджаком пистолет всякий раз, когда выхожу за стены родного дома или училища. Схватиться с врагами Империи не в темных коридорах доходного дома или на загаженном птицами чердаке — а вломиться прямо к ним в гнездо. И не в одиночку — а с целой маленькой армией Одаренных и рядовых бойцов.

В конце концов, отыскать тех, кто убил Костю. И уничтожить — без оглядки на Багратиона или саму государыню императрицу.

— Можешь не раздумывать. — Дед откинулся на спинку стула. — Потому что никакого выбора у нас с тобой уже нет. Если проиграем — нас просто-напросто уничтожат.

— А если победим?

— Победителей не судят. — Дед улыбнулся и пожал плечами. — В мое время за подобное давали высшие награды. Думаешь, теперь будет иначе?

Я думал… много чего. Но для споров с дедом этого явно было недостаточно — особенно пока он еще имел право приказывать.

— Думаю, у тебя уже есть план, — вздохнул я.

— Еще какой. — Дед подался вперед и хищно оскалился. — И для начала я хочу поквитаться с теми, с кем у нас с тобой, Саша, личные счеты.

— Ага, вот здесь. — Я указал рукой на обочину. — Благодарю, Николай.

Водитель остановил машину напротив ворот усадьбы. Не самой большой и роскошной в Куоккале — но все же богатой… Когда-то — богатой. Светло-голубая краска на стенах облупилась, обнажая бледные доски. Резные рамы на окнах разошлись по стыкам и кое-где уже начали обваливаться целыми кусками. Все левое крыло в два этажа дома просело — фундамент снизу растрескался. Не рухнуло — но так и осталось стоять кособоко и уродливо.

Дом требовал ремонта, и требовал уже давно. Да и весь участок за позеленевшим от времени забором явно нуждался в твердой хозяйской руке.

Но хозяином его светлость, похоже, был никудышным — раз уж позволил своей вотчине превратиться в бесформенные заросли. То ли у него совсем не осталось средств хоть как-то поддерживать усадьбу в надлежащем виде, то ли ему и вовсе не было дела до собственного дома… Неудивительно, что эту развалину так и не отобрали за долги — побрезговали. Или просто пожалели несчастного, просадившего остатки родового богатства в карточных салонах и ресторанах.

Но автомобили у дома выглядели если не роскошными, то солидными — уж точно. Дешевых среди них не было вовсе, и даже старенькие АМО, “Волги” двадцать первой модели и могучий гигант “Родина”, больше похожий на армейский броневик, чем на легковую машину, смотрелись блестящими и ухоженными.

Публика в усадьбе собралась не из простых. Конечно, не высший свет общества, даже не то, что дед порой с усмешкой называл “вторым сортом” — но все же. Средней руки дельцы и промышленники, нетитулованная знать, отставные армейские и статские чины и молодые гвардейские офицеры после обеда в субботу слетались в Куоккалу, как мухи… как мотыльки на свет.

Едва ли кто-то из них отверг бы приглашение светлейшего князя, потомка древней фамилии, ведущий свой род чуть ли не от самого легендарного Рюрика. В покосившейся усадьбе можно было не только скоротать вечер за игрой в преферанс или в модный нынче пришедший из Америки техасский покер, но и вдоволь посплетничать, обсудить положение дел в стране или узнать что-нибудь, о чем не принято писать в газетах. А то и обзавестись парой полезных знакомств, которые однажды непременно помогут в торговле или продвинуться по службе. Наверняка кто-то приходил сюда в надежде сорвать банк в пару сотен рублей — но большинству, конечно же, просто льстило внимание особы из высшего света столичной знати.

И ради этого, пожалуй, стоило потерпеть и дрянной кофе, и порой сомнительных соседей за столом, и дым от дешевых сигар.

Промотав до копейки все семейное достояние и превратив в пшик даже сам родовой Дар, его светлость все-таки сохранил последнее богатство: княжеский титул, за который отчаянно цеплялся в попытках хоть как-то удержаться на плаву. Уж не знаю, пополняли ли такие вот карточные вечера его прохудившийся карман — но хотя бы кое-как латали самолюбие.

Выбираясь из “Чайки” на утоптанный снег, я никак не мог отделаться от какого-то странного гадливого ощущения. Словно само пребывание здесь, у жалкой полуразвалившейся усадьбы то ли пачкало меня, то ли заставляло задумываться о неприятном.

К примеру — о том, на что была бы похожа моя жизнь, окажись мои отец и дед такими же бездарными вырожденцами, как предшественники нынешнего князя Долгорукова.

Но я пришел сюда не для того, чтобы размышлять о тяготах бытия.