Не на жизнь, а на смерть - Иэн Рэнкин

– Мужчина или женщина… Да. Конечно, я мог слегка преувеличить с этим слепком, но я более или менее уверен.

Ребус уловил только первое предложение, но этого было достаточно.

– Вы хотите сказать – женщина? – спросил он.

Моррисон театрально пожал плечами:

– Я уже обсуждал это с инспектором Флайтом. Наша единственная улика – следы зубов, а челюсти, похожие на реконструированные мною, могут принадлежать как мужчине, так и женщине. Большая верхняя челюсть, на мой взгляд, судя по ее размеру, должна принадлежать мужчине; она напоминает вашу; но в то же время нижняя челюсть, по-моему, определенно женская. Мужчина с женским подбородком или женщина с мужской верхней челюстью? – Он снова пожал плечами. – Выбирайте сами.

Ребус посмотрел на Флайта, который медленно покачивал головой.

– Нет, – сказал наконец Флайт, – это мужчина.

Ребус никогда не задумывался о том, что за кровавыми убийствами может стоять женщина. Это просто не приходило ему в голову. До этой минуты.

Женщина? Невероятно, но возможно. Флайт отвергал эту возможность, но на каком основании? Ребус прочел накануне вечером, что в последнее время все большее число множественных убийств совершается именно женщинами. Но могла ли женщина нанести такие сильные удары ножом? И как ей удалось одолеть других женщин одного с ней роста и одной комплекции?

– Я хочу сделать фотографии этого слепка, – сказал Флайт. Он взял его из рук Моррисона и внимательно разглядывал.

– Конечно, – кивнул Моррисон, – но запомните: это всего лишь мое представление о том, как выглядит голова убийцы.

– Мы оценили это, Тони. Спасибо за твой труд.

Моррисон скромно пожал плечами. Он жаждал комплимента, и его мечта наконец сбылась.

Ребус видел, что на Флайта спектакль в кабинете дантиста произвел неизгладимое впечатление – страшный слепок с нечеловеческим лицом и так далее. Для него же это было просто шоу, какая-то мелодрама в зале суда, ничего общего с реальными, вескими уликами. Он все еще был уверен, что для поимки Оборотня им необходимо понять, что у того на уме, а не играться с дурацкими гипсовыми слепками.

На уме у него – или у нее?

– Достаточно ли этих укусов для того, чтобы идентифицировать убийцу?

Моррисон обдумал это, а затем кивнул:

– Думаю, да. Если вы покажете мне подозреваемого, я смогу доказать, что он или она и есть Оборотень.

– Но убедит ли это суд? – настаивал Ребус.

Моррисон сложил руки на груди и улыбнулся.

– Я запудрю присяжным мозги научными терминами. – Его лицо снова посерьезнело. – Нет, сами по себе мои показания никогда не будут убедительными. Но как дополнение других показаний… Я думаю, у нас есть небольшой шанс.

– Будем надеяться, что ублюдок доживет до суда, – мрачно проговорил Флайт, – а то у нас бывали неприятные случаи во время содержания под стражей.

– Будем надеяться, что сначала мы его поймаем, – поправил его Ребус.

– А уж в этом, господа, я целиком полагаюсь на вас, – сказал Моррисон, – а я в свою очередь буду с нетерпением ждать возможности продемонстрировать своего друга широкой аудитории. – И с этими словами он принялся раскачивать голову вперед и назад, пока Ребусу не начало казаться, что голова смеется над ними, вращая невидящими глазами.

Провожая их к выходу, Моррисон доверительно положил руку на плечо Ребусу.

– Я серьезно насчет ваших зубов, – сказал он, – вам просто необходимо показаться врачу. Я и сам могу на них взглянуть… Как, вы не против?

Вернувшись в отдел, Ребус направился прямо в туалет и, встав перед грязноватым зеркалом, принялся изучать свои зубы. Что там наболтал ему Моррисон? Его зубы в полном порядке. Ну ладно, на одном какая-то темная линия, может быть, трещинка, некоторые в темных пятнах – слишком много сигарет и чая. Но они выглядят достаточно здоровыми, верно? И ему не нужны ни бормашина, ни шприцы, никакие другие зубоврачебные инструменты. Не нужно ему кресло дантиста, ватные тампоны и прочие радости, связанные с этой процедурой. Тоже мне удовольствие, сидеть с разинутым ртом и плеваться кровью.

Сев за стол в кабинете Флайта, он принялся бездумно что-то чертить в своем блокноте. Ему не давали покоя мысли о Моррисоне. Он что, неврастеник? Или просто чрезмерно активен? Или сумасшедший? Или все дело в том, что он воспринимает окружающий мир как-то не так, как остальные люди?

Среди серийных убийц ничтожно мало женщин. Если верить статистике, им это несвойственно. Но с каких это пор он верит в статистику? С тех пор, как он начал читать книги по психологии, прошлой ночью, в отеле, после того ужасного визита к бывшей жене и Саманте. И Кенни: какая чертовщина связывает его с Томми Уоткисом? «Молодой человек» Саманты. Ухмыляющийся мерзавец. Забудь о нем, Джон. Та часть твоей жизнь давно вышла из-под твоего контроля. При мысли об этом он не мог не улыбнуться: а что в его жизни он реально может контролировать? Работа наполняла его жизнь смыслом, насколько это возможно. Он должен признать собственное поражение, сказать Флайту, что он больше ничем не может им помочь, что он возвращается в Эдинбург, где чувствует себя как рыба в воде среди своих злодеев, своих преступлений: продажа наркотиков, рэкет, насилие в семьях, мошенничество.

А здесь – каждый месяц убийство, постоянное, как луна. Это ведь всего лишь поговорка, верно? Он снял календарь со стены. Виды Италии, подарок Джино из закусочной. В какой фазе была луна? Было ли полнолуние шестнадцатого декабря, когда нашли тело Марии Уоткис? Нет. Но потом выяснилось, что тело пролежало два или три дня до того, как его обнаружили. Полнолуние было одиннадцатого января, в четверг. Фазы луны влияют на активность оборотней в кино, так ведь? Но ведь убийцу назвали Оборотнем, найдя труп на Вулф-стрит, а не потому, что он (или она) убивает при свете полной луны. Ребус все больше запутывался. А может, именно женщины находятся под влиянием лунных фаз из-за своего цикла?

Мэй Джессоп умерла в понедельник, пятого февраля, за четыре дня до полнолуния. Шелли Ричарде умерла в среду, двадцать восьмого февраля, до полнолуния было еще далеко. Моррисон сказал, что ее случай – самый необычный, следы укусов не похожи на другие. А Джин Купер умерла ночью в воскресенье, восемнадцатого марта, за два дня до весеннего равноденствия.

Он швырнул календарь на стол. Не было никакой взаимосвязи, никакого логического объяснения. Кого он пытается обмануть? Это ведь не кино, где главный герой внезапно натыкается на правильный ответ. В жизни легких путей не бывает. Может, Флайт и прав: расследование – это прежде всего рутина и совокупность показаний в суде. Ни психологические выверты, ни изучение волчьего воя на луну не приведут его к истине. Он не может предугадать, когда Оборотень нанесет очередной удар. Он по-прежнему ничего об этом не знает.

Флайт вошел в кабинет, покачиваясь от усталости, и плюхнулся на стул, который издал протестующий скрип.