Колесница - Даниил Хотьма

грохочет, спать не даёт честным людям – за то штраф пятиалтынный. Дымом всё закурила – детишки, вон, от кашля надрываются. Штраф четвертак, не меньше. Потом, значится, лошади... почему лошади не подкованы? По червонцу за копыто. Сколько, народ, лошадей видите?

– Тройка!

– Пара троек, не меньше!

– Итого четыре червонца, да на три, да ещё надвое. – подсчитал Некрас. – Сверху пятиалтынный с четвертаком, да ещё мне, Некрасу, полушку за честный счёт, и всему народу по копейке – за то, что народ свидетелем был. Верно я говорю?

Ответом ему стал дружный одобрительный возглас. Ракель заметила, что Михейка что-то бормочет про себя и гнёт пальцы – не иначе как по профессиональной привычке.

– А коли сумму покрыть нечем, – Некрас развёл длинными ручищами, – то придётся нам изъять телегу, да с возницею заодно...

– Кончай частушки свои, скоморох! – не вытерпел Назар. – Будем один на один решать!

Ракель не успела встрять – корнет грубо согнал её с сиденья на заднюю кушетку, и монтировка с лязгом откатилась под ноги. Затем он также проводил Тасю и вышел вперёд. Назар выглядел разозлённым и готовым на любую глупость – со стороны и не скажешь, что этой шпагой был поражён один только жук-падальщик на привале.

– Гляди-ка! – глумился Некрас. – Да он никак нас, людей культурных, за по́гань туземную принимает. Один на один, племя на племя, око за око... небось думает, что мы каждую версту метим, ногу задравши?

Толпа возмущённо загудела. Разбойники, подражая дикарям, били себя в грудь, дразнились языками, бесстыже виляли задами.

– Мне-то ничего. – Некрас как-то горько улыбнулся. – Брани меня на чём свет стоит, плюй в лицо – всё стерпит Некрас. А вот за народ обидно. Перед народом тебе, фуражка, ответ держать придётся.

По кивку Некраса бандиты неспеша двинулись на приступ, стискивая в грязных руках дубины, топоры и ружья. Корнет стоял там же, не шелохнувшись – Ракель видела только затылок, но от чего-то была уверена, что он улыбается.

На подмогу корнету, сердито сопя, поднялся отец Устин, но Ракель, неожиданно для самой себя, пролезла перед ним. На непослушных ногах она протолкнулась к Назару, и, выскочив вперёд, крикнула:

– Последний шанс одуматься вам, недотёпам! Или ослепли? Не видите, что Митриева дочь перед вами?

Как громкость слов не заглушила дрожь в голосе, так и разбойники не замедлили своего шага – один уже заползал на подмост, примеряясь, как лучше поступить к корнету.

– Как не увидеть тебя такую, спела-черешня! – всё также беззаботно восклицал Некрас. – Митриев только в моём кагале трое штук. Ты уж прозвище батькино огласи, пока горлышко не перерезали!

– Прозвища мой отец не носил! – отвечала Ракель. – От одного имени все трепетали.

Слова, как и затея в целом, были рискованные, но они попали точно в цель. На лицо Некраса упала лёгкая тень, шутовская ухмылочка мигом свернулась. Он оглушительно свистнул, и вся банда замерла на месте, как вкопанная.

– Ходил с нами Митрий, и многим то известно. – кисло произнёс Некрас, теребя кнут на поясе. – Но родство доказать требуется...

– Чего там доказывать? – перебивала Ракель, рассмелев от успеха. – Плевал он на вашу кодлу, и с дикарями-сверейниками, вам ненавистными, обручился! А потом и вовсе ушёл в город, что зовётся Подбенью. Чтобы там жизнь сызнова построить.

– Складно. – нехотя признал Некрас. – Складно. Про свадебку дикарскую, вижу, знаешь. А скажи-ка, кто при том из наших присутствовал? Понятно, не до мелочёвки... уважаемых людей перечисли, именитых.

Здесь вовремя вступился Устин, и Ракель пропустила его к себе.

– Мне отец самого тёмного не открыл. – объяснила Ракель. – Потому за меня ответит его близкий приятель.

– Был при нём Агап, прозвищем Лотовень. – вспоминал настоятель. – Илия Младшой, Патрикей с Искори, Стефан Лексеев. Ещё Эсфирь-Атаманша и Самсоня Пустяк. На Пустыре рождённый, поэтому и Пустяк. Про остальных Митрий не обмолвился, стало быть, и вам хватит.

Ракель с трудом прятала удивление – каким чудом настоятель запомнил всех этих старых головорезов? Некрас, совсем помрачневший, ходил перед локом взад-вперёд, чесал затылок.

– Ну вот ещё. – лениво протянул молодой, вихрастый разбойник. – Будем теперь у каждого туземца родню до шестых колен выведывать? Обдираем, и всё – отвал...

Тут же другой – постарше, с повязкой через глаз – влепил молодому звонкую затрещину.

– Право по крови. – суеверно пробормотал одноглазый. – Кровь чтить следует! Ежели всех без разбору резать, то чем мы от диких отличаемся?

Толпа разделилась – одни одобрительно кивали, другие отмахивались, не желая упускать наживу. Где-то даже дошло до ругани и толчков плечами.

– Бросай галдёж, народ! – распорядился Некрас. – Слушай решенье... поедут они с нами до Вертепа, вот и вся песня. Пусть с ними голова толкует!

Приказ был принят всеми единогласно, но в общем гаме вдруг прорезался скрипучий голос одноглазого:

– Диких-то... диких нет среди вас? Диким от отца и матери, зверьми воспитанным, на Вертеп хода нет. Только в цепях.

Ракель мысленно умоляла, чтобы никто не сглупил, обернувшись на Тасю.

–