Терпкий запах тиса - Анна Жилло

- Ты хоть помнишь, что мне во вторник сказала? Когда из ресторана пришла?

- Если честно, то нет.

Вот так. Притворюсь, что набралась до невменяемости. Хотя в жизни не напивалась настолько, чтобы наутро не помнить о том, что делала и что говорила.

- Странно, - усмехнулся Вадим. – Ты не выглядела слишком пьяной.

- Последнее, что помню, - как вошла в квартиру.

Тут я действительно вспомнила, как мы с ним во вторник вернулись из «Абрикосова». И что было потом. Вот уж точно некстати.

- Ты вот этими же самыми словами и сказала: «У меня своя жизнь, какого черта ты в нее лезешь?» Ну и много всякого еще. Лучше не повторять. А я стоял, слушал и думал, что мне просто наплевать. Что бы ты ни говорила, что бы ни делала. Тогда так думал.

- А сейчас?

Я ждала ответа так, как будто от этого зависела моя дальнейшая жизнь. Хотя почему «как будто»? Она действительно зависела от того, каким будет этот ответ.

- Не знаю, Лера, - Вадим повертел в руках пульт, отложил в сторону. – Я когда в среду вечером пришел, ты вышла в прихожую. Хотя уже сто лет так не делала. Мне показалось, что ты хочешь за вчерашнее прощения попросить. Ну, мало ли вдруг чудо какое случилось. А ты понесла дичь какую-то про бороду, про котлеты, которые кто-то сожрал. Да еще с претензиями, что я с тобой как-то не так разговариваю. Не тем тоном. А дальше вообще черт знает что. Ты можешь в конце концов объяснить, в чем дело? Чего ты добиваешься?

- И все-таки… почему ты мне рассказал про Маринку? – я настаивала, как будто не слышала его вопроса. - Если не собирался? Если решил, что тебя это не касается?

- Уходишь от ответа? Все как обычно…

Покачав головой, Вадим встал, но я поймала его за руку и заставила сесть обратно.

- Почему, Вадим?

Мы смотрели друг другу в глаза. Когда мы раньше ссорились, такой взгляд всегда заканчивался тем, что мы начинали целоваться. Но только не сейчас. И все же что-то в его лице дрогнуло. Может, он вспомнил о том же самом.

- Просто оказалось, что мне не все равно, Лера. Не все равно, что ты доверяешь человеку, который тебя предал. Наверно… наверно, я очень сильно тебя любил, если за пять лет, после всего, не удалось это убить до конца. Я это понял ночью – когда пошел за тобой. Ты не представляешь, как я на тебя злился. И как боялся, что ты меня оттолкнешь.

Вадим отвернулся к окну, но я видела, как подрагивают его пальцы, как сильно напряжены плечи. Мне так хотелось обнять его, сказать, что люблю. Но это было ни к чему. Сейчас – точно не нужно, потому что прозвучало бы неуместно и фальшиво. Хотя и было абсолютной правдой.

«Делай, что должен – и будь что будет»…

Я набрала побольше воздуху, как будто собиралась нырнуть на глубину, провела кончиками пальцев по его руке.

- Может… нам попробовать снова?

Он повернулся ко мне так резко, как будто распрямилась сжатая пружина. На его лице было выражение такой боли, что у меня внутри все оборвалось.

- Снова? – повторил он. – Попробовать снова? Знаешь, Лера, как мой отец сказал? Я его спрашивал, не пытался ли он с матерью помириться. Так вот, он сказал: надо сделать один шаг. И подождать, сделает ли другой человек шаг тебе навстречу. Ты помнишь, сколько я этих шагов сделал? А ты в лучшем случае стояла на месте, отвернувшись. А то и вообще от меня бегом бежала. Если бы ты вот так тогда руку протянула. Или хотя бы два года назад. Да что там, хотя бы в прошлом году, когда мы на Алкином дне рождения на веранде сидели… А сейчас… Лер, у меня просто нет сил. Я мог бы и дальше терпеть твое равнодушие, все твои выходки. Хотя бы только ради того, чтобы видеть мальчишек постоянно, а не по расписанию. Я привык, притерпелся. Смирился. Но если мы попробуем и ничего не получится… Я не знаю… я просто больше не выдержу.

Его голос дрогнул. Он встал и вышел. Хлопнула дверь гостиной.

Я легла и уставилась в потолок. Со светильника на потолке свисала тонкая нить паутины – и откуда только взялась, еще вчера утром не было. Из открытой форточки тянуло вечерней прохладой, и паутинка колыхалась взад-вперед. Я следила за ней, как будто за маятником гипнотизера. Слезы текли как вода – ни всхлипов, ни спазмов. Пока не иссякли сами собой.

«Я не сказала «да», милорд». – «Вы не сказали «нет»!»

Действительно, он не сказал: «Ну тебя, Лера, к черту, слишком поздно». Боится? Ясное дело. Я бы на его месте тоже боялась. Но фактически он признался, что все еще меня любит. Несмотря ни на что. И, может быть, не только из-за двойняшек он со мной до сих пор не развелся.

Хотелось встать, пойти к нему, но что-то подсказывало: не стоит. Не сейчас.

Зажужжал телефон, пополз по тумбочке. Нина.

- Лер? Не спишь? Разговор есть.

Голос звучал виновато и напряженно. Неужели тоже про Маринку и Вадима хочет рассказать? Наверно, все знают. Кроме меня. И Кира вон тоже о чем-то собиралась. Что это, интересно, их всех одновременно пробило? Может, Маринка им на моем дне рождения что-то ляпнула? Когда я в туалет выходила? Или когда уже уехала, а они еще остались? С Кирой мы в четверг разговаривали.

- Ну давай, валяй, - вздохнула я.

- Не по телефону.

- Я завтра к Корнетовой поеду. Зуб сломала. У нее тоже, вроде бы, какой-то разговор имеется.

- Вот зараза! – возмутилась Нина. – Обещала ведь, что тебе ничего не скажет.

- Да брось, Нин. Приезжай часам к семи. Помнишь кафешку рядом с ее клиникой? Вот вместе и поговорим. Успеешь?

- Мы с Алкой.

- Ну разумеется, как же иначе.

Положив телефон на тумбочку, я вспомнила, что так и не выяснила, с чем лежала в больнице. Папка лежала в секретере в гостиной. Оставалось только надеяться, что не в гинекологии с последствиями аборта. Это было бы уже слишком!

После разговора с Ниной я почувствовала, что глаза слипаются.

«Полежу минуточку, - подумала я, - подремлю». И проснулась за пять минут до будильника. Одетая, под пледом с дивана. Вадим вечером не стал меня будить – укрыл, сдвинул покрывало со своей половины кровати и залез под одеяло.

Выключив будильник, я еще немного полежала, глядя на его затылок на подушке – пока все внутри не начало томительно ныть. Только тогда встала и пошла в гостиную. Достала из секретера черную папку со всякими медицинскими бумажками, порылась в них и нашла копию выписного эпикриза.

Угораздило меня загреметь в четверку на Северном. Пневмония – осложнение после гриппа. Нехило так! Понятно, почему Вадим со мной возился, несмотря ни на что. Но я, вспомнив свои вчерашние опасения, только порадовалась. А вот другое беспокоило уже не первый день.

Я принимала те же самые противозачаточные таблетки, что и раньше. День в день. Зачем, спрашивается, если сексом мы занимались раз в сто лет? Для таких редких случайностей больше подходят другие способы предохранения. Вряд ли в каких-то лечебных целях, у меня никогда не было с этим проблем. Очень не хотелось думать, что Маринка сказала Вадиму правду. Что я действительно завела любовника.