Толмач - Михаил Гиголашвили

Потом разослал по Интернету пригласительные билеты своим знакомым (также ничего не подозревавшим), вплоть до Австрии и Голландии. Честь честью был указан план Мюнхена с отелем, и просьбы сообщить, сколько персон приедет, встречать ли в аэропорту, авиабилеты сдавать ему, он тут же оплатит наличными…

Почему «бразильский вечер» выполз из больной головы?.. А потому, что Бразилия играла большую роль в его психозе: год назад именно в Рио-де-Жанейро, от обилия живого голого мяса, с ним случился первый приступ – он стал бросаться на женщин, и его, избив, в смирительной рубашке услали в Мюнхен, а из аэропорта отвезли прямо в клинику, но там подержали и выпустили, списав весь психоз на жару и длительное воздержание. Но болезнь тлела. И когда он принялся украшать фасад своего дома гигантскими порнофото, его забрали во второй раз, после чего он и решил, что пора самому браться за дело и устраивать праздник души и тела.

Бразильский вечер лопнул только в день банкета: гости не могли понять, где главное лицо, почему их не встречают лимузины и кому сдавать билеты. Управляющий был в смятении. За все, в итоге, расплатилась медицинская страховка, так как психбольной за свои действия не ответчик. Ну и кто виноват? Демократия, как всегда.

…Так лежал я пару дней в дыре, и какая-то странная напасть меня одолела – мурашки. Да не в ноге, а на полу: вдруг стал замечать, что под одеждой, сброшенной на ночь на пол, мелкие и шустрые, как живые чаинки, мурашки появляться начали. Нигде по комнате нет – а там вдруг возникают. Что за черт? Откуда? Я все углы дезодором попшикал – безрезультатно. И откуда приходят – непонятно. Я одежду на себя напяливаю, а их, грешен, бью и давлю. А что делать?.. Смотреть на них? Так размножатся, чуму какую-нибудь муравьиную занесут, ее не хватало… Были бы мыши – мышей бы убивал…

И глупые эти мураши – сами под ноги ползут и лезут, как люди к своим богам. А бог их раз – и в каталажку, или в кипяток, или вообще на тот свет, откуда ответа нет… Интересно, знает ли эта мурашка, что сейчас на свою смерть в мою тапку тычется, что живет она на планете Земля, которая вместе с Солнцем, в числе прочих миллиардов звезд, мчится в лихорадочной гонке по спирали галактического диска, в огромной тьме и вечной пустоте, со скоростью 220 километров в секунду?.. Вряд ли, а то от страха умерла бы, как я чуть не умер, когда от соседа-Монстрадамуса эти вычисления услышал и представил их, на минуточку…

Но не дали отлежаться – звонок из лагеря был: «Выручайте, переводить надо! В данных у беженки местом рождения “Узбекистан” написан, мы вызвали тюрколога, а она, оказывается, русская. Так что работа ждет!» – «Ходить не могу, люмбаго!» – «На такси приезжайте, мы оплатим».

Что делать? Пришлось палку у Монстрадамуса одолжить и кое-как потащиться, причем зловредный старик, узнав, что е́ду русским переводить, шепнул мне, что русские – загадочный и мистический народ, неизвестно, чего от них ожидать можно, и не исключено, что они потопчутся, потопчутся – и назад, обратно в свой социализм попросятся. И Бисмарка вспомнил, говорившего, что никогда не верьте русским, ибо русские не верят даже самим себе, и никогда ничего не замышляйте против России, ибо на любую вашу хитрость она ответит своей непредсказуемой глупостью.

Времени отлаиваться у меня не было, а про социализм показалось нереальным, но напугало: ведь если социализм – то граница на замке, как народу бежать?.. И нам, толмачам, что делать – зубы на полку?.. Дважды один и тот же кусок хлеба не прожуешь – все время новый в рот вставлять надо… Но делать нечего – надо идти. Беру свои полкубометра воздуха и иду.

Приехал раньше времени – у Бирбауха еще первая бутылка пива непочатой стояла, а сам он деловито возился под столом, что-то в мешки из картонного ящика перекладывая. Увидев меня, почему-то смутился и поспешил прикрыть ящик.

– Что, героин из Карачи подвезли? – вежливо спросил я.

– Да какое там… Если бы… – распрямился он, еще розовый от наклона. – Корм для кошек… Сосед мой на этой фабрике работает, иногда подкидывает по дешевке – для своих у них там скидка. У него самого – ни собак, ни кошек, кроме параличной тети. А у моего деверя – целых три кошки, он всегда берет по полцены… Да чего только за деньги не сделаешь!.. Они родства не знают…

Тут в дверном проеме замаячила фигура в пальто песочного цвета.

– А, господин Хуссейн пожаловал! – приветливо нажал Бирбаух на кнопку. – Пожальте!.. Ваших много сегодня!.. Уже сидят, плов кушают!

Мы поздоровались с Хуссейном. Он взял свой обходной, заглянул в приемную и что-то грозно сказал притихшей семье. Мать в чадре, кормившая курчавого ребенка, застыла на месте, спрятала коробку. Отец шикнул на других детей, курочивших под стульями многострадальные игрушечные вагончики.

В комнате переводчиков – пусто и темно. Мы включили свет и сели за столы. Хуссейн достал из внутреннего кармана термос.

– Зима. Работы мало, – сказал он, поглаживая багровый и мясистый нос. – Холодно им сейчас бежать, по домам сидят, чай пьют.

– Ну, вам-то жаловаться грех, – ответил я. – Если у вас работы мало – то что мне говорить?.. В Чечне притихло, в Карабахе больше не стреляют, в Белоруссии спячка…

– Ничего, не унывай, что-нибудь случится. На Индостане тоже тихо было – а сейчас?.. Афганистан день и ночь по ТВ показывают! – уверенно обнадежил он меня, наливая зеленый чай в пластиковые стаканчики. – Одного знакомого переводчика посылают в Кабул с делегацией. Хорошо заработает. Интересно из 21-го века попасть в Средневековье!..

– Правда, что по мусульманскому календарю сейчас идет 1375-й? – вспомнил я.

– 1380-й, от дня рождения пророка, – уточнил Хуссейн. – Говорят, что там скоро наступит демократия и у каждого афганца будет личная зубная щетка, которую не надо делить с соседями! – невесело пошутил он.

Потом мы, взяв стаканчики, смотрели в окно, где вдруг завихрились ошалелые снежинки. Хуссейн грустно качал головой:

– Надоело все… Устал… Давление мучит… Климат плохой… Люди другие…

– Каждый день работаешь, вот и устал, – с хорошей завистью заметил я, отходя от окна.

– А что толку?.. – почесал он лысину. – Денег все равно нет.

– Деньги – понятие растяжимое. Как умирающий и воскресающий Осирис. Их никогда нет, но они всегда появляются! – махнул я рукой.

В дверь неслышно вошла фрау Грюн в джинсах и бесшумных тапочках.

– Доброе утро! Самые исполнительные уже тут! – сказала она, крепко тряхнув нам руки и бросая на стол папки. – Это для вас, Хуссейн. А ваши дела пока не готовы – кое-что уточняется.

– Дела? – переспросил я. – Что, много людей?

– Мать и дочь. Надо перезвонить, узнать кое-что. Ну вы же понимаете – понедельник, никого еще на рабочих местах нет. – Фрау Грюн ловко присела боком на стол, сплющив свою крепенькую спортивную ягодицу. – Вообще у нас в Германии люди работают только в четверг…

– Почему в четверг?

– А судите сами: в понедельник они еще приходят в себя после выходных, во вторник – собираются приступать к работе, в среду – приступают, в четверг – работают, в пятницу отходят от рабочей недели, а в субботу и воскресенье – отдыхают! А в понедельник – всё сначала.