Толмач - Михаил Гиголашвили

– С дочерью.

– А где дело дочери? – перебрал он папки на столе.

– Еще не готово, пишут, компьютер у секретарши барахлит.

– Вы, я вижу, в курсе всех наших событий? – ласково посмотрел на меня Шнайдер. – А помните ваш первый рабочий день? Мы тогда с вами этого мнимого чеченца слушали… И вот, представьте, недавно от этого бандюги пришло забавное письмо… – Он порылся в бумагах, подал мне линованный листок бумаги. – Прочтите.

Это был короткий факс с грифом одного из спецприемников. Обращаясь к «господам», беженец писал, что он обманул их, зовут его не Жукаускас Витас, а совсем по-другому, и родился он не в Чечне, а в Литве, вот адрес и другие правильные данные, пусть поскорее сделают ему эрзац-паспорт и отправят домой, а то в тюрьме, без вины виноватым, устал сидеть.

– Почему вы должны ему делать документы и отправлять?

– У нас сдавался. Но вообще у нас все вверх ногами, нет даже единой картотеки отпечатков пальцев: у МВД – своя, у пограничников – своя, у ведомства по иностранцам – третья, у нас по беженцам – четвертая… Иди и работай в таком хаосе! – ворчал он, раскручивая шнур микрофона. – Так, пусть беженка представится! Где родились, выросли?

Варвара передернула головой и скороговоркой пробубнила данные:

– Родилась в Узбекистане. В блокаду туда семья была переселена… Тогда фашисты сильно давили по всему фронту, дорогу жизни на Ладоге перекрыли…

Шнайдер поспешил уйти от этой неприятной темы:

– Родственники за границей есть?

– Нет, откуда у советского человека родственники за границей могут быть? Нет и не было. Не дай бог.

– На родине?

– Был брат, в смуту сгинул. Где сейчас – не знаю. В Сибирь на заработки уехал – с тех пор ни слуху ни духу. Я и доченька – больше никого.

– Как и при каких обстоятельствах получили российский паспорт?

– А я не знаю толком. Мужу-алкашу дала денег, он нас прописал… Ему тогда еще можно было деньги в руки давать… Потом и гражданство сделал… Мне и доченьке. А у него уже раньше было.

Шнайдер что-то пометил у себя на листе и попросил рассказать, где Варвара училась.

Варвара пару раз упрямо мотнула головой, прерывисто вздохнула:

– Училась там же, где и родилась, – в Маргилане Ферганской области. Ходила в русскую школу № 12. Окончила десять классов в 1963-м. Потом поступила в финансовый техникум. Закончила в 1966-м. Работала бухгалтером сначала на мебельной фабрике, а потом – старшим бухгалтером на ткацкой.

– Что дальше?

– А что дальше? Дальше – перестройка, все лопнуло. Ничего хорошего. Вот человек знает, – кивнула она в мою сторону. – Помните, еще говорили, что у нас в Узбекистане все из-за клубники началось?.. И началось, и началось! Турок-месхетинцев жгли живьем, потом за русских принялись. Дома громить и баб насиловать. Бежать пришлось.

– Когда это было? – остановил ее Шнайдер.

– В конце 80-х, при Горбаче. Он же слабак был, ничего сделать не мог, вот и пошли бесчинства. Что русские цари веками собирали, этот дурачок в два счета за гроши продал… Эх, Русь обшарпанная! Не везет тебе! – заволновалась Варвара, угрюмо поблескивая глазами и качаясь на стуле.

Шнайдер начал что-то искать по компьютеру. Я молчал, Варвара что-то проворчала сквозь зубы (можно было различить «сосунок», «гад меченый»); найдя, что искал, Шнайдер сказал: – Дальше, пожалуйста.

– Дальше пошло и поехало: прибыли в Кострому, к бывшему мужу-алкашу, он там с 85-го года окопался. Его шалава к тому времени уже в психушку попала, мы у него поселились.

– Когда это было?

– В 1990 году, осенью.

– Адрес!

Варвара продиктовала, я записал, Шнайдер с трудом передиктовал адрес в микрофон, потом попросил рассказать о работе.

Варвара оживилась, замахала головой, переступила под столом ногами:

– Я много работала. Всю жизнь работала. Когда мы в Кострому приехали, как раз налоговые инспекции создавались, людей не хватало, а у меня диплом, стаж, опыт. Меня сразу взяли. На хорошем счету была… Вот, пожалуйста! – Она порылась в плаще и подала Шнайдеру удостоверение, на которое он взглянул мельком, кисло и невнимательно. – Вначале в Судиславле работала, недалеко от Костромы, потом в Первушино. Этот городок побольше будет. Жила в Костроме, ездила на работу в электричке. Пока все это не случилось…

– Что именно?

– А то… На крупное дело наткнулась, вот что… Человек вот знает… – пересохшими губами сказала Варвара, так вытянув в мою сторону свое конское лицо, что оно стало похоже на верблюжье. – Одну фирму проверяла, «ФАКТ» называется, экспортом-импортом занимались… И большую недостачу открыла – утайка налогов в особо крупных… Полмиллиона в долларах… Ну, я отчет написала, все указала. А меня начальник вызывает и говорит: «Мы, Варвара Захаровна, этого оформлять не можем!» «Почему?» – спрашиваю. «А потому. Знаешь ли ты, кто хозяин этого “ФАКТА”, будь он проклят? Нет? А мэр наш, вот кто! Это там дурак Буряк только фиктивным директором оформлен, а хозяин – наш любимый Иван Мелентьевич. Так что будь добра, перепиши отчет, пока не влипли!.. К тому же у нас только филиал, а центр фирмы – в Москве, вот пусть московские инспектора и ищут, а наше дело маленькое… Перепиши, христом-богом прошу, пока время есть!..» Я не стала переписывать. Он меня и просил, и умолял, и грозил, и пугал, я – ни в какую. Во-первых, думаю, может, провокацию строит?.. Он так иногда сотрудников проверял: сперва подбивает на всякие гадости, а потом с работы гонит. А во-вторых, я вообще всегда очень принципиальной и честной была, с пионерских времен неправду ненавижу… Так воспитана, что делать?..

Она перевела дух, я перевел ее слова, а Шнайдер в ответ сказал, что да, в это он верит, потому что он знает, что русские никому не доверяют и всегда перепроверяют своих людей и агентов, и что он слышал от отца о так называемой «чекистской мельнице», а на мой вопрос – что это такое, вид пытки? – объяснил, что это особый способ проверки: вот русская разведка строит на своей территории, где-нибудь в Сибири, лже-погранзаставу, например, точную копию японской, со всем антуражем и с квази-японскими пограничниками, забрасывает куда-нибудь рядом с ней своего агента, а лжеяпонцы ловят его и начинают допрашивать и пытать, кто его заслал и зачем, если он сдался и все рассказал – его депортируют в Союз, а там – расстрел или зона, если нет – тоже возвращают, но потом разведка уже ему доверяет и забрасывает реально, куда наметила.

Потом перевел разговор в более конкретное русло:

– Ну, не будем отвлекаться на абстракции, ближе к делу. Дальше что было?

Варвара помялась, поправила лацканы пиджака:

– Дальше?.. А что дальше?.. А, ну да… Стала меня донимать всякая нечисть по телефону. И на работу, и домой трезвонят, матом кроют, грозят: «Если отчет не перепишешь – дочку украдем, замучим, мужа повесим, тебя в землю уроем! Смотри, баба-дура, забирай отчет, не то плохо будет!» Я – к начальнику. Он руками разводит: «А я предупреждал, Варвара Захаровна, а я говорил… Покупай теперь оружие, носи для самообороны, я могу только с разрешением на ношение помочь, сестрин сын в инструкторах, подешевле сделать может». Какой совет дает, а?.. Где это видано, чтобы женщина с оружиями ходила? – Варвара вытащила мужской серый мятый платок и громко высморкалась, широко мотая головой в разные стороны.