Одержимый женщинами - Себастьян Жапризо

– Послушай, это ненормально, что такой большой мальчик все время сидит внизу. Я что, тебе не нравлюсь?

Продемонстрировала свою белоснежную улыбку. Кстати, его тоже была ослепительной. Он покачал головой, что нет, мол, нравлюсь, и сам испугался своей храбрости. На мне был один из двух самых любимых моих нарядов. Повезло, потому что других у меня не водилось. Первый – обычная короткая комбинашка и чулки выше колена, но белого цвета, для контраста. Второй – тот, который я надела в тот вечер, состоял из двух частей ярко-красного цвета, едва прикрывающий мои сокровища, на щиколотках – много браслетов. Ну просто шоколадка, пальчики оближешь! Если бросать мне орешки, я бы смахивала на обезьянку Читу Тарзана, без орешков – на Жозефину Беккер. Только у меня были пушистые волосы. Короче, парнишка снова уткнулся носом в стакан, а я склонилась над ним, чтобы уговорить подняться наверх.

– Пойдем со мной. Ты даже не представляешь, какие черные девушки нежные!

Он дернул подбородком, чтобы сказать, что знает. Но на меня не смотрел. И покраснел как рак. Я думала, что он еще часа два будет кочевряжиться. Но не тут-то было. Встал во весь рост, одним махом, для храбрости, прикончил свою выпивку, и вперед.

В комнате быстро исподтишка огляделся и уселся на край кровати, уставившись в пол. Чтобы его взбодрить, я закрыла окно и задернула шторы. В тот день стояла дикая жара. Каждую свободную минуту я старалась обливаться водой. В конце дня приходилось перекрашиваться заново. А, все равно! Сняла свой нагрудник и юбчонку. У моего студента еще тот видок! Только скорбеть у гроба… Руки зажал между коленями, пиджака не снимает. Я буквально стащила его, сначала за один рукав, потом за другой… тут у меня зародилось подозрение. Я его спросила так тихо, что самой себя не слышно:

– Ты был когда-нибудь с женщиной?

Он просто покачал головой, чтобы сказать «нет». Даже глаза закрыл, так ему стыдно стало.

– А кольцо обручальное?

– Дедушкино. Фамильная реликвия.

Я-то подумала, что это не помогает приманивать девиц. Лучше оставил бы валяться где-то в ящике. Он заорал, будто его резали:

– Ни за что! Пусть лучше мне палец отрежут!

Тут я увидела его глаза. Темные, злые, что-то в них было такое странное. И детское очень.

Когда постоянные клиенты приводили нам своих сынков учить уму-разуму, мне пару раз случалось снимать их с якоря. Я, конечно, старалась из-за папашиного подарка, но не слишком любила это дело. По правде сказать, мне по душе мужики, крепко стоящие на ногах, с ними хоть в картишки перекинуться можно по-всякому. А это приятнее и полезнее. Обычно мы переправляли новичков Магали. У нее и буфера, и корма что надо, и ей нравится их заводить – аж снизу слышно. Да уж, она давала им прикурить. Когда курс был завершен и весь ассортимент опробован, они были готовы к жизни.

С ним, без малого тридцатник, все было не так. Да, у меня просто челюсть отпала. Красивый малый, типа Жерара Филипа, все при нем, еще и умный к тому же, потому что учился, правда, забыла где. И нежный такой. Остается только спрашивать, как же это он улизнул из сетей, оставил в дураках всех этих мымр, у которых так свербит, что они всем дают, пока не разживутся муженьком.

Действительно, такой вопрос возникает. Не хочу влиять на чужое мнение, выразив без ложной скромности свое собственное, но должна заметить, что в этом месте показания Зозо становятся, если не лживыми, то, по крайней мере, наивными. Поскольку я была знакома с тем, кого она называет Франсисом, задолго до нее, думаю, что она клюнула на его коронную уловку, которой он воспользовался, чтобы растрогать ее, он ведь ни перед чем не отступал, лишь бы соблазнить очередную жертву, мог даже представиться девственником. (Примечание Мари-Мартины Лепаж, адвоката суда.)

Тогда я решила разобраться с ним по-быстрому и закрыть тему. Спросила его, может, комната ему не нравится? Она была вся белая – для контраста. Не такая, конечно, роскошная, как в рассказах этой пустобрехи, но вполне приличная. По стенам развесили кучу всяких финтифлюшек, чтобы придать колониальный вид.

Он только пожал плечами. Тогда я спросила, может, я его не вдохновляю, может, вошел в ступор при виде экзотики? Я сказала ему:

– Знаешь, все легко исправить. Всех делов-то – три минуты и кусок мыла. Ты чего, на меня даже не взглянешь?

Он отвел глаза, но успел заметить, что я была без парадных одеяний. Он покачал головой, вроде как говоря, что я вполне даже ничего. Тяжело вздохнул.

Я встала на колени на кровати возле него. Погладила по затылку, сказала:

– А мне Франсик очень даже нравится.

– Прошу вас, не называйте меня так. Зовите Франк, это звучит мужественно.

– Идет.

Мне удалось расстегнуть ему все пуговицы на рубашке. Теперь не успеет обратно застегнуть. Чтобы отвлечь его от решающего момента, стала болтать:

– Ты, наверное, слишком много об учебе думаешь?

– Вообще не думаю.

– Положи руки вот сюда.

Послушался.

За десять лет он получил два аттестата. «По латыни и по-греческому» – так он сказал.

– Пониже.

Послушался.

– Я хорошо учился только по греческому и по латыни. В остальном – полный нуль. Так и остался на первом курсе.

– Не хочешь мне грудь погладить?

Послушался.

– Все мои школьные приятели уже определились, все отцы семейства. Я их советов не слушаю.

– Ложись.

Дальше я справилась сама.

Что-то в этом было роковое. Сама я ни от одного мужика ни разу не кончила – ни от белого, ни от черного. И надо же, именно с этим все и приключилось. Конечно, бывало, что с какими-то клиентами я переставала пялиться в потолок, себя не переборешь. Но с тех пор, как я начала этим делом зарабатывать, доходила я до кондиции раза четыре, от силы пять, другими словами, четыре-пять раз за всю жизнь. И каждый раз напрасно старалась я сжать зубы, чтобы не подать виду, они все равно замечали. Мне становилось не по себе, когда у этих типов в глазах мелькало зловредное выражение. Больше я потом с ними наверх не поднималась. Старалась все представить себе и доходила до конца сама. Проститутка тоже должна иметь свою гордость. Другое дело Франсис. Он завладел моим сердцем, так пишут в книгах. Как только он поцеловал меня в губы, я спеклась. Никому еще этого не позволяла. С ним это случилось как-то само по себе. Когда я поняла, что происходит, мы уже целовались.

Потом стали ржать. Над всем на свете – над ним, надо мной, что шепелявлю, и вообще – без всякого повода. Я боялась, что какая-то товарка услышит из коридора, показывала знаками, чтобы он заткнулся, или закрывала ему рот рукой, и тут мы катались от хохота еще пуще прежнего. Потом снова перешли к делу. Эта наука давалась ему без труда. Я почти не заметила, как прошло время. Когда посмотрела на часы, мы стали одеваться с дикой скоростью. Велела ему спуститься первому, чтобы девушки не видели нас вместе. Самую наивную из женщин тут не проведешь. Хоть раз со спины глянет, и готово. Он хотел еще раз на выходе поцеловать меня. Я позволила. Мне было классно.