Нежность - Элисон Маклауд

и прочие мелкие шумы, способные разрушить благоговейную тишину любого действа. Она поднялась, и тут ее ошеломили, почти сбили с ног неожиданные слова, прозвучавшие в зале главпочтамта вслух:

– Мадам, вы забыли свои покупки!

Она обернулась. Это был не кто иной, как профессор Триллинг.

– Спасибо, – выдохнула она, просияв улыбкой. В плаще было жарко. Платье прилипло к телу, на лбу выступили капли пота. – Спасибо.

У двери вдруг возник мужчина в шерстяном пальто. Он открыл дверь и придерживал ее для Джеки. Она заметила покрасневшую, шелушащуюся руку на косяке. Второй рукой он все еще сжимал зонтик. Он тоже уходит? Значит, их таких только двое. Она опустила глаза и кивком поблагодарила, проходя в дверь. Мужчина возился с кнопкой на ручке зонтика. Может быть, хочет выйти покурить. Что, дождь опять пошел?

Она сказала вслух, неожиданно для себя:

– Говорят, раскрывать зонтик в помещении – плохая примета.

Очень глупо с ее стороны. Она рисковала привлечь к себе внимание. Однако после этих слов что ей оставалось делать? Только неопределенно улыбнуться и пройти мимо. Другие зрители повалили в коридор, на ходу доставая зажигалки, сигареты и записные книжки. Может, он журналист? – подумала она. Очень возможно. Что ж, если он ее и заметил, то, похоже, не узнал.

Но все равно она не могла, как раньше собиралась, зайти в женский туалет и снова переодеться в дорогой жакет и туфли на каблуке. Когда она выйдет в коридор, этот мужчина может обратить внимание.

Осталось переодеться в такси. Пакет с плащом и палубными туфлями она бросит на заднем сиденье и больше не будет обыкновенным – нет, необыкновенным – читателем, к которому профессор Лайонел Триллинг обращался всего несколькими минутами ранее. Она снова превратится в жену младшего сенатора Соединенных Штатов.

«Поезд едет…»

Наутро за завтраком в «Маргери» она изучала утренние выпуски газет – нет ли чего про слушание. «Ну и время. Ну и время…» Нашлась только заметка в боковой колонке, всего четыре дюйма длиной. Там говорилось, что председатель процесса пока не пришел к решению. Слава небесам, никаких фотографий.

Она вздохнула с облегчением и принялась читать отредактированную стенограмму речи президента Эйзенхауэра на второй странице «Геральд трибьюн». Надо знать, что он сказал. Вдруг Джек поинтересуется.

Им с Джеком были симпатичны генерал и миссис Эйзенхауэр, несмотря на разницу в политической программе. Однажды, в пятьдесят третьем, когда они с Джеком только поженились, на приеме на Капитолийском холме в честь Дня благодарения генерал даже сам подошел к ним, чтобы поздравить, и пригласил «к нам с Мейми» на субботний бридж в Белом доме. Хотя Джек попал в конгресс не в последнюю очередь за счет того, что выступал против его политики.

Конечно, генерал не имел в виду в самом деле пригласить их на бридж, но все равно это был дружелюбный поступок. «Айк, зовите меня Айк». Широкая улыбка – теплая, искренняя. Джеки поначалу ужасно робела перед ним: подумать только, это он командовал войсками союзников при высадке в Нормандии! Но потом оказалось, что у них общее хобби – живопись. Джеки рассказала о своей любви к акварели; генерал – о том, что предпочитает масляные краски. Она сказала, что для работы маслом недостаточно искусна. Акварель легче прощает ошибки.

После той беседы они с Джеком непременно получали приглашения из администрации президента на любые культурные мероприятия, которые могли быть интересны – в особенности ей. Приглашение на церемонию закладки Линкольн-центра, дата которой совпала с датой слушания, оказалось подарком судьбы. Джеки готова была расцеловать старика.

«Здесь, в сердце нашего величайшего мегаполиса, дальновидные лидеры строят нечто служащее высокой цели, полезное и культурно развивающее. В Линкольн-центре американцы получат новые, более широкие возможности выработать настоящую общность интересов, вместе прикоснувшись к искусствам. Благодаря достижениям американских технологий, труда, промышленности и бизнеса стала возможной личная свобода, характерная для индивидуума двадцатого века. У нас больше свободного времени для совершенствования разума, тела и души».

Джеки было приятно представлять себе Айка, склонившегося над мольбертом, где возникает портрет внука или, может быть, изображение цветущей яблони-китайки в розовом саду Белого дома.

«…Благотворное влияние этого великого культурного свершения не ограничится пределами нашей страны. Здесь будет происходить настоящий международный культурный обмен. Здесь зародится движение, которое обойдет весь земной шар, неся с собой человечную весть, какую способны передавать только люди, а не правительства…»75

Джек говорил, что сейчас перед Америкой стоит тайная цель – протаскивать контрабандой свои идеи в другие страны, используя таланты американцев и продукцию американской индустрии развлечений. Новая линия фронта проходит по разумам и душам людей. «Мягкая сила». Эйзенхауэр был прагматиком, его больше интересовали скоростные шоссе, чем концертные залы, но раз объявилось новое состязание, все равно в чем, генерал не желал проигрывать.

Джек говорил, что у русских свои методы. Русские не глупы. Они знают, что их современное искусство и массовая культура, работающие по указке партии, никогда не завоюют успех у масс. Она тогда ответила, что выросла на рассказах Чехова, что он – ее кумир. Джек объяснил, что дни Чехова, Толстого и Достоевского в России давно прошли. Писателям больше не разрешено творить настоящую литературу. Но этим Советы сами себя загнали в угол: они не могут конкурировать с западным искусством, западной индустрией развлечений. В том числе и поэтому, сказал он, русские уже давно, еще в двадцатых годах, начали программу, которая называется – во всяком случае, в переводе – «активные мероприятия».

Цель этих «активных мероприятий» – усугубить внутренние противоречия в американском обществе и посеять раздоры на Западе. Ослабить, скомпрометировать или даже свергнуть демократические правительства. Русские ищут трещины, слабые места, куда можно всунуть динамитную шашку.

Кто бы мог подумать, сказала тогда Джеки, что можно так утонченно вредить в таких огромных масштабах?

Джек рассказывал, что Советский Союз финансирует законные демократические протесты, а потом подсылает так называемых сочувствующих, чтобы проводить агитацию или прибегать к насилию и таким образом дискредитировать активистов. Тогда общественное мнение разделится на два лагеря, а это и есть главная цель. В лучшем случае это отвлечет американцев от настоящих проблем, а в худшем – приведет к расколу общества.

Зачем воевать с врагом, если можно настроить граждан страны потенциального противника друг против друга? Конечно, это хитрый ход. По словам Джека, в России огромные учреждения работают на достижение этой цели. На них тратятся миллионы, и американское правительство сейчас со всех ног кинулось догонять.

Как, должно быть, сверкала серебряная лопатка Эйзенхауэра в полуденном свете на стройплощадке, на месте будущего Линкольн-центра. «Итак, эта лопата