Уроки соблазнения в… автобусе - Власта Бер

– Ш-ш-ш… девочек разбудишь, – шепчет он, слегка прикусывая мою шею в качестве наказания. Я изо всех сил сжимаю челюсти, стараясь даже не дышать, когда его пальцы мягко, но в то же время настойчиво теребят нежную плоть.

– Ох… – шумно выдыхает он, спуская руку ниже и чувствуя, как сильно я помокрела. Чёрт! От его прикосновений и жаркого хриплого дыхания я истекаю, словно раненый зверь.

Я вздрагиваю и отстраняюсь, когда он пытается просунуть в меня свой палец.

– Что такое? – шепчет он, не желая останавливаться.

– Я это… ещё ни с кем… до этого… – запинаясь, шепотом признаюсь я. А он тут же убирает руку, не зная, что сказать. Чёрт! Испортить такой момент!

Я мягко обхватываю рукой его твёрдый член и, приподнимая бёдра, ёрзаю по нему своей мокрой промежностью.

– Я хочу тебя… – шепчу я, обнимая его широкие плечи.

– А ты… уверена? – переспрашивает он.

– Да… – киваю я, борясь с желанием вырубить его и изнасиловать, пока стояк не упал. Я настолько сильно его хочу, что низ живота уже просто ноет от нетерпения.

Он, тяжело дыша, подтягивает меня максимально близко и, немного подразнив половые губки своей головкой, мягко входит во влажную плоть. Усиленный толчок. Чпок. И я уже не девственница. Больно. Ну, уши прокалывать в тринадцать лет было больнее.

– Больно? – встревоженно спрашивает он, заметив, как я застонала. Отрицательно машу головой и начинаю двигать бёдрами. Терплю сладкую боль, наблюдая, как напрягаются его скулы от удовольствия.

Закрывая глаза, отдаюсь этому чудесному чувству близости с моим любимым. Его рука шарит у меня под футболкой, поглаживая обнаженную грудь и лаская соски, усиливая приятные ощущения. Меня словно затягивает водоворот на дно океана, и я чувствую, что приближаюсь к самому пику. Ещё немного! И! Тум! Меня словно на гейзере выносит на поверхность, а Никита, хрипло постанывая, кончает мне на живот, едва успевая вытащить свой член. Громкий стон вырывается из моей груди. Это было чудесно!

– Кать? – слышу я сонный голос Вероники. – Ты одна?

Я в панике прячу Никиту под одеяло.

– Да… – хрипло и всё ещё тяжело дыша отвечаю я.

– Дрочи, пожалуйста, чуть тише! – недовольно бурчит она, а мы с Никитой едва сдерживаемся, чтобы не расхохотаться.

**** Настя

Странная штука – время. Бывает, проходит неделя или даже месяц, а события, которые произошли за весь этот период, с лёгкостью можно описать одним лишь словом – всякая херня. Ну ладно, двумя словами. А бывает, проходит всего два дня, а кажется, что за всю жизнь столько эмоций никогда не испытывал.

Человек, который был мне безразличен, теперь только одним своим взглядом вызывает во мне ураган чувств. Я схожу с ума и не знаю, как мне себя вести. Я не знаю, что мне говорить. Поэтому вот уже минут двадцать мы едем молча. Он внимательно следит за дорогой, а я незаметно за ним наблюдаю. Фары встречных машин время от времени бросают желтоватый свет на его мужественное лицо. Если бы я могла рисовать, я обязательно попросила бы его мне попозировать. Желательно голым. Гы-гы-гы.

– Ты чего смеёшься? – спрашивает он, на секунду отрывая взгляд от дороги.

– Эм-м… Я? Да нет… вам показалось, – отвечаю сдавленно я, краснея от смущения.

Он ещё раз окидывает меня непонимающим взглядом и, вздыхая, возвращает внимание к дороге. А я чувствую себя полной дурой. Отворачиваюсь и с грустью смотрю в окно. Что я вообще здесь делаю? Почему он со мной так возится? Зачем я ему? Ничего не умеющая малолетка! Ну вот. Сама себя накрутила, сама сижу и чуть не плачу. Дура дурой! Смахиваю слезинку и шмыгаю носом.

– Ты что? Плачешь? – встревоженно спрашивает он, а я, испуганно застыв, смотрю в окно. – Настя. Что случилось?

– Ничего… – отвечаю голосом побитого солдата. Влюбилась я без памяти! Вот что случилось! А так ничего.

– Повернись, – требует он мягко, но настойчиво. Я нехотя поворачиваюсь, а он внимательно разглядывает мои красноватые глаза и слегка распухшие веки. В его глазах явно читается непонимание.

– Дорога! – вскрикиваю я, замечая, что нас неуклонно тянет на встречную полосу. Данил Гореводителевич, вздрагивая, возвращает машину в нужное положение.

Спустя пять минут молчаливой езды мы паркуемся возле высоких кованых ворот.

– Я не понимаю, – с трудом произношу я. После затяжного молчания или переизбытка чувств мне тяжело говорить.

– Что ты не понимаешь? – спрашивает он, отстёгивая ремень безопасности и поворачиваясь ко мне.

– Зачем всё это… Почему вы со мной так возитесь… Зачем это вам? – тихо спрашиваю я, делая особый акцент на слове «Вам».

Он шумно вздыхает. Молчит. А потом тихо отвечает:

– Я не знаю…

Его неопределённость словно железная когтистая лапа сжимает мою грудь, вырывая сердце, заполняя всё естество пустотой. Я горько улыбаюсь сама себе, даже не глядя в его сторону. А что я, собственно, хотела? Чтобы учитель признался в любви своей ученице, чтобы такой классный парень сказал, что любит невыразительную закомплексованную личность? Опомнись, Настя! Пора бы окунуться в этот чан с жестокой реальностью. Открыть глаза и перестать мечтать!

Я молчу. От душевной боли даже скулы на лице сводит. Изо всех сил пытаюсь сдерживать слёзы. Тишина рвёт барабанные перепонки, я больше не могу выдерживать это! Быть рядом с ним просто невыносимо.

Дрожащими руками я отстёгиваю свой ремень безопасности и, с трудом нащупав ручку, открываю дверь. Меня всю трясёт, когда я выхожу. Прохладный ветерок щекочет помокревшие щеки. Я ухожу, не оборачиваясь. Я иду, не зная куда. Мне всё равно, смотрит ли он мне вслед. Есть ли в его взгляде болезненное «прости» за то, что не смог полюбить тебя. Или немое разочарование в том, что я не смогла с лёгкостью принять горькую правду.

Я медленно перебираю ногами, шаркая по мелкой гальке. Вижу вдалеке на парковке наш школьный автобус сдаёт задним ходом, собираясь уезжать. Мне нужно лишь небольшое усилие для того, чтобы догнать его и успеть уехать со всеми. Зайти внутрь и сесть рядом с Катей. Я безумно не хочу отвечать на её расспросы, не хочу вообще говорить что-либо. Я вообще не хочу ничего делать. Может, я даже брошу школу. Не хочу видеть его безразличное лицо. И бежать не хочу…

Внезапно что-то резко тянет меня назад, вытягивая из этого депрессивного транса.

– Да стой же, тебе говорят! – практически кричит Данил Сердцеразбивателевич, хватая меня за руку и разворачивая к себе.

– Зачем? – Моя грусть сменяется гневом. – Я же вам даже не нравлю…

Слово обрывает внезапный поцелуй. Сердце замирает, земля уходит из-под ног. Ощущение один в один как на аттракционе, когда у тебя вмиг уходит платформа из-под ног и ты падаешь в трубу практически вертикально, а потом врезаешься ногами в воду. Только ноги никуда не врезаются. Всё настолько неожиданно, что я даже не понимаю, что происходит. Он отстраняется, смотрит на моё шокированное лицо, а потом целует ещё раз мои обмякшие губы. Второй раз! А два раза есть два раза! И пока я, тормоз коммунизма, пытаюсь сообразить, что на поцелуй нужно ответить, он снова отстраняется, улыбаясь, разглядывает мою обалдевшую рожицу и мягко тянет за руку.