Крыса в храме. Гиляровский и Елисеев - Андрей Добров

– Что это? – спросил следователь.

Теллер развернул большой кусок окорока, фунта в два, три круга колбасы, разрезанные на крупные части, и еще что-то мясное.

– Дайте мне, – потребовал Ветошников, принял ветчину и понюхал. – Так-так. Есть какие-то идеи?

Теллер взглянул на Елисеева и после того, как тот кивнул, сказал:

– Пахомов Иван. Сорок два года. Ржевской губернии. Работал смотрителем за собаками. Два дня назад пришел за расчетом – что-то у него дома случилось. Вроде как жена при смерти. Наврал, наверное. Собирался первым поездом отбыть. Но я так думаю, задержался в Москве и решил приехать домой не с пустыми руками. Пришел ночью в магазин. Как пробрался через охрану, не знаю пока, но выясню. Наверное, дежурный не знал, что Пахомов взял расчет и пустил его на ночную смену. А тот спустился в подвал, благо собаки его знают, отрезал себе гостинцев и пошел наверх. Тут его и убили.

Теллер замолчал. Следователь снова с кряхтением наклонился над телом и пощупал его руку, потом выпрямился.

– А кто убил-то? – с невинным видом спросил он у Теллера.

Охранник коротко кашлянул и быстро взглянул на меня.

– А вот это вопрос к Владимиру Алексеевичу. Это его знакомый убил.

– Опять вы это говорите! – фыркнул я. – Что за глупость!

Теллер поморщился и достал из нагрудного кармана мятый листок бумаги.

– Убийца письмецо оставил. Сверху лежало.

Ветошников резко выдохнул:

– Какого… Я же просил ничего не трогать на месте преступления!

– Простите, – сказал Теллер, передавая ему бумажку. – Боялся, что сквозняком унесет.

Ветошников схватил записку и поднес ближе к лампе. Я подумал, что было бы неплохо ознакомиться с содержимым, и попытался незаметно переместиться за спину сыщика, но Никифор Сергеевич бросил на меня косой взгляд и загородился плечом. Я с упреком взглянул на Елисеева. Тот смотрел на меня с пониманием и обратился к сыщику.

– Прочтите вслух.

Ветошников досадливо поморщился и прочитал:

– «Помни о Красном Призраке!» Подписи нет, написано карандашом на четвертинке листа.

Елисеев не удержался и с плохо скрываемой тревогой посмотрел на Теллера. Сыщик продолжил:

– Ну что, господа, есть какие-нибудь идеи по поводу записки? Что за Красный Призрак? У меня все больше вопросов.

Елисеев с Теллером снова переглянулись, и я успел заметить, что Теллер коротко кивнул в мою сторону. Миллионер спросил у Ветошникова:

– Нужно ли вам еще время для осмотра?

Тот пожал плечами. У меня начало складываться впечатление, что Ветошников и не особо-то рвался раскрывать это убийство, понимая, что его пригласили скорее для проформы.

– Тогда предлагаю подняться наверх, – сказал Елисеев и двинулся в сторону лестницы, ведущей наверх, в контору.

Мы гуськом последовали за ним. Будучи последним в этой колонне, я воспользовался случаем, нагнулся и провел пальцем по голенищам сапог убитого. А потом вытащил из кармана платок и постарался стереть жирную грязь с пальца, пока никто не заметил.

В конторе Елисеев привычно сел за стол главного бухгалтера, Ветошников примостился рядом, а Теллер встал на страже у дверей. Я же воспользовался случаем, чтобы подойти к окну и глотнуть немного воздуха из открытой форточки.

– Ну-с, – начал сыщик. – Продолжим!

Елисеев кивнул Теллеру, и тот указал подбородком на меня. Однако я решил не упрощать им работу и с совершенно спокойным видом открыл табакерку и вынул оттуда понюшку табака. В полном молчании они наблюдали, как я заправил табак в ноздрю и коротко вдохнул.

– Господин репортер! – певуче позвал Ветошников. – Не молчите!

– Не молчать о чем?

– Что за Красный Призрак упомянут в записке?

Я сел на широкий подоконник и стал рассказывать медленно, тщательно подбирая слова, чтобы не сказать того, чего говорить не хотел:

– Это группа молодых людей, которые… оживили одну старую студенческую традицию – наряжаться в красное, проникать в этот дом и пугать окружающих. Проникают они через подземные ходы. Всего их три. Два хода мне известны…

– Откуда? – быстро спросил сыщик.

– От одного из бывших студентов. А третий остается не найденным.

– Разрешите мне, – подал голос Теллер. – Намедни этот господин, – он снова указал подбородком в мою сторону, – спрашивал меня, не проникал ли в магазин некий юноша. Теперь я хочу спросить: не он ли оставил нам и тело, и эту записку?

Я прислонился спиной к тонкой решетке, которой было забрано окно конторы, и пожал плечами.

– Что это за юноша? – задал мне вопрос сыщик.

– Борис Ильин, кажется, студент. Родом из… Ростова, если не ошибаюсь, жених Веры Мураховской. – Я повернулся к Елисееву и повторил со значением. – Той самой Веры Мураховской.

– А это что за девушка? – спросил Ветошников.

– Я потом вам расскажу, – вмешался Григорий Григорьевич. – Чуть позже.

Ветошников засунул одну руку в карман, а пальцами второй стал барабанить по столу.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Вы говорите, что именно этот Борис Ильин пробрался по неизвестному пока вам подземному ходу в магазин и убил вашего человека, когда тот пытался украсть ветчину?

– Я этого не говорил, – ответил я.

– Но записка! – подсказал Теллер.

Я пожал плечами. История мне совершенно не нравилась – потому что от нее слишком дурно пахло. Вернее было бы сказать наоборот, но с этим вопросом я собирался разобраться сам, без присутствующих.

– Мы забыли вот о чем, – задумчиво сказал Елисеев, – внизу, кроме собак, которые привычны к Пахомову, был же еще тот самый молодой парень, которому я отдал часы. Как он не заметил Пахомова, когда он забирался на стол, чтобы срезать кусок окорока?

– Спал, подлец! – отозвался Теллер. – Как в прошлый раз. Разрешите уволить?

– Немедленно, – ответил хозяин магазина. – И скажите ему, что если начнет болтать, то попадет под суд – все-таки нанесен ущерб. В общем, сделайте так, чтобы он не трепал языком.

– Есть, – кивнул Теллер.

И я снова отметил эту привычку отвечать коротко, по-военному.

Ветошников закончил барабанить пальцами и уставился на меня.

– Так где же можно найти этого призрака Ильина? Где он живет? Вам это известно, Гиляровский?

– Нет, – ответил я. – Мне это неизвестно. Я встречал его только один раз – в доме профессора Мураховского, отца несчастной Веры.

– Почему несчастной? – живо поинтересовался сыщик и снова посмотрел на Елисеева.

– Я и это расскажу вам позже.