Хотели принца? Нате - получите, распишитесь! - Poly Аkova

Лимиуса. — Не трогай его.

— Но он же выпьет тебя! — принц все ж замер на месте.

— Не выпью, — слышу голос Лимиуса. — Ты мне нравишшшсся. — И он шипит.

— Слышишь он шипит уже, — принц делает шаг вперед.

— Нет! — вскрикиваю я.

И развернувшись на девяносто градусов вскидываю руки в стороны, как бы пытаясь развести Эвена и Лимиуса по разные стороны. И в этот момент с моих рук срывается… свет! Я вскрикиваю! Эвен с Лимиусам тоже. Их обоих охватывает сияние.

— Нет! — кричу снова я и начинаю метаться между ними.

— Эвен, миленький, что с тобой?

— Лимиус, котик мой, да что же с вами?!

Они стоят не подвижно. Просто обалдели от такого. Эвен первым пришел в себя.

— Ты… Это ж… Твоя сила?

— Что? — я округляю глаза, перестав метаться.

— Ой, — слышу снова голос Лимиуса. — Чтооо это было?

— Лимиус, миленький, спрячься куда-нибудь пока, — мысленно обращаюсь к нему. — Я тебя потом найду. Обещаю.

И он ныряет обратно в кусты. Я облегченно вздыхаю.

— Он сбежал! — принц дернулся было за ним.

— Оставь его, пожалуйста. Он не причинит мне вреда. Правда.

— Я бы не был так в этом уверен…

— Я ему нравлюсь…

— Что?

— Да, он сам сказал.

— Они не говорят!

— То есть? — удивляюсь.

— Совсем? — глупо переспрашиваю.

— Совсем.

— А как же тогда… я его понимаю?

— А ты его понимаешь?

— Ага.

— Странно. Но… Ты ведь королевских кровей получается…

— Каких? Королевских? Ты о чем милый мой? — усмехаюсь я.

У Эвена бровь одна путешествует вверх. Он не то хмыкает, не то кашляет.

— А… В смысле, это самое, это просто так к слову пришлось… — бормочу я.

Он молча на меня смотрит. Помолчал с минуту наверное.

— Твоя сила… Она странная… — выдал наконец Эвен.

— В смысле?

— Она не ранила! Она… Как-то просто прошлась, как погладила.

— А так это… я ранить вас и не хотела никого, — выдаю я.

— Надо сказать наставнику, — говорит Эвен.

— По моему ему и так скажут. Боюсь вспышку видно было из далека.

— Побудь здесь. Никуда не уходи. Я за наставником, — с этими словами он уходит.

— Лимиус, — зову я. — Лимиус, ты где?

— Тут я, — и он выныривает из кустов.

— Лимиус, — я кидаюсь к нему, обнимая его.

А его — передергивает.

— Ты чего? Тебе больно? Я тебя ранила? — начинаю его судорожно ощупывать.

— Нет. Но это моя суть. Пока ты меня не трогала я мог ее сдерживать. А теперь не могу…

И он стал ходить вокруг меня кругами. И так ласково мурлыкать как-то. И мордой трется мне о лицо.

— Эй ты, чего?

— Твоя сила… Я не хочу ее пить, но не могу сопротивляться, — мурлыкает.

— Котик мой, ну что ты, какая сила. Ну чего ты, — я сама обнимаю его и глажу за ухом, как обычного кота.

И вдруг вспоминаю своего Барсика.

— Ты как мой Барсик. Я так его люблю!

У Лимиуса глаза округляются. Он как-то странно оскалился.

— Ну что ты, все ж хорошо. Я и тебя люблю. Честно, — и я его обнимаю крепко-крепко. А сама вспоминаю, как брала Барсика на руки прижимая к груди. А он мурлыкал тыкаясь своим мокрым носом мне в щеку.

И вдруг понимаю что я действительно держу на руках… Котенка! Я смотрю и не верю своим глазам. От моих рук идет сияние, которое окутывает серебристого котенка.

— Л-лимиус… Ой, мамочки… Это я с тобой сделала?

— Мурмау, — было мне ответом.

Кусты зашевелились и я инстинктивно прячу Лимиуса в рюкзак.

Выходит слуга.

— Вам просили передать, что будут ждать возле птиц. Я вас провожу.

— Да-да, конечно идемте, — говорю я.

Меня проводят какими-то дорожками под раскидистыми огромными деревьями с фиолетово-голубой листвой. Выводят на огромную поляну.

— О нет! — выдаю я, видя двух птеродактилей с седлами на спинах.

— Садитесь. Не бойтесь.

— А вашество? — спрашиваю я.

— Сейчас будет.

И меня подводят к первому птеродактилю. А он уже и крыло мне опустил. Мне помогают сесть.

И только тут я ощущаю вдруг холод. Сразу как-то раз и похолодало. Я оглядываюсь по сторонам, но… Но как-то вдруг сразу темно стало.

— Ночь что ли настала? Рано вроде бы… — не успеваю додумать, как птеродактиля подхватывает черный вихрь и нас начинает кружить и засасывать в воронку.

— Нет! — с ужасом кричу я. — Нет… — Мой крик тонет в холоде и мраке.

16

Очнулась я от того что затекло все мое тело. Его жутко ломило. И эта боль привела меня в чувство. Я пытаюсь поднять голову. Перед глазами все плывет, в ушах словно пробки. Со стоном я все ж села. Голова сразу отреагировала болью в висках и я сжимаю голову руками. Боль пульсирует и понемногу уходит. Мокрый нос тыкается мне в лицо. Я моргаю и фокусирую взгляд на морде пепельного окраса, что уставилась на меня зелено голубыми глазами. Слышится мурлыканье.

— О, Лимиус, малыш, прости меня, я не хотела, — и Я обнимаю пепельно-мерцающего котенка.

Он забирается ко мне на колени, вернее он пытался выбраться из рюкзака, что висит одной лямкой у меня на руке. А Лимиус задней лапой запутался в нем. Я освобождаю его лапку и сажу его на колени. Встать не пытаюсь, потому что еще немного кружиться голова. И поэтому просто пытаюсь оглядеться,

где же мы оказались. Птеродактиля рядом нет и вдали не видно. Везде, куда не кинешь взгляд — все однообразное какое-то — багровое…

"Проклятые земли"! — с ужасом вспоминаю я слова наставника.

"Как же нас сюда занесло? Такая даль! Дядя! Это дядя нас сюда занес", — запоздало мелькает догадка. "Боже, что теперь будет с Эвеном?! И как нам к нему добраться? Но и оставаться в этих проклятых землях думаю не стоит".

Я не знаю почему, но я была уверена в этом. Может виной жуткая тишина кругом. Ни шорохов, ни свиста ветра — ничего.

— Нам надо к людям! Надо к людям!

— Надо, так надо, — раздается скрипучий голос почти над моим ухом.

Я прям подпрыгиваю. Прижимаю Лимиуса к груди и поворачиваю голову.

— Ты? — удивляюсь.

— Я! — довольно отвечает уже знакомый мне троль-гном, который на самом деле оказывается — был гоблином.

— Надо — плати! — и он тянет лапу ко мне.

— Да нету у ме… — я недоговорила, так как вспоминаю что в кармане рюкзачка есть пара трилистников.

Достаю, почти что гербарий, и протягиваю на ладошке гоблину один сушеный трилистник.

— Че? Сушеный?

— Ну извини! Не хочешь, как хочешь. У меня другого нет, — и я собираюсь убрать обратно.

— Ладно давай. Только к людям не доставлю тогда,