Дикий Имбирь - Анчи Мин

— Ну, ты должен понимать, что это не так-то просто — отказаться от личной жизни ради общенародного дела.

— Общенародного дела? Клен, ты серьезно?

Я понимала, что это был слабый аргумент. На самом деле то, что его волновало, было и мне небезразлично.

— Откровенно говоря, мне совершенно не интересно преподавать эти танцульки.

— Почему ты не говоришь «Великий танец»?

— Я специально так сказал. Для меня это просто танцульки, которые всех принуждают разучивать. У людей есть дела и поважнее, им надо отдохнуть, сделать что-то по хозяйству, приготовить обед, почитать, поиграть, просто побыть вместе и заняться… — прервал он фразу и опустил голову.

— Первая часть ее дневника будет опубликована уже через пару месяцев. — Я решила вернуться к прежней теме.

— Я не собираюсь его читать, — твердо заявил он. — А ты?

— Вряд ли он мне понравится, но я прочитаю. Я делаю все, о чем меня просит Дикий Имбирь.

Вечнозеленый Кустарник повернулся ко мне и взглянул на меня с подозрением, затем улыбнулся и произнес:

— Слушая тебя, мне хочется стать женщиной, чтобы побольше сблизиться с Диким Имбирем.

— Мне кажется, что я с ней совсем не близка и даже не понимаю ее.

— Что ты имеешь в виду?

— Да хотя бы, например, эту историю с дневником. Издать его — значит узаконить одну большую ложь, а это нечестно, даже вредно. Этот дневник нанесет огромный вред умам молодых людей. В нем создан нереальный образ маоиста. Последствия его издания станут губительны не только для Дикого Имбиря. Других людей станут принуждать подражать ей: наша героиня может так поступить, почему же вы не можете?

— Я преклоняюсь перед тобой, Клен. Я преклоняюсь перед тобой, правда. Спасибо, что ответила на мои вопросы… Дикому Имбирю повезло, что у нее есть такая подруга.

— Не стоит благодарности. — Его комплименты вызвали у меня только горечь. — Ей повезло, что у нее есть то, что у нее есть. Ко мне это не имеет никакого отношения. Мы с ней… Я не могу достичь того, чего достигла она, и вряд ли смогу в будущем. Не то чтобы я согласна со всем, что она делает. Я не могу быть такой же ревностной маоисткой, у меня нет таких мотивов, я не так заинтересована, не так поглощена этой идеей. Конечно, я могу процитировать кучу изречений Мао, но я заучивала их только для того, чтобы ответить в школе. Дикий Имбирь… Не могу сказать, что она притворяется. Скажем так, ей известно не понаслышке, что значит считаться антимаоистом, и я не имею права судить ее. Она пишет этот дневник со всей откровенностью, и если и пытается что-то скрыть, то лишь потому, что сама считает это непристойным и намерена искоренить это в себе. Кроме того, Дикий Имбирь верит, что у нее все получится.

— А у нее получится?

— Она живет ради победы.

— А возможно ли, что появится кто-то, кто сможет изменить ее мнение?

— Об этом не меня надо спрашивать.

— Ты поощряла ее стремление стать маоистом?

— Нет.

— Почему?

— Мне… жаль ее, очень жаль. Ей от многого приходится отказываться ради достижения своей цели.

— Все на уроки Великого танца! — призывали активисты, расхаживая по округе и звоня в колокольчики. — Приказ секретаря районного отдела партии! Ровно в десять часов на рыночной площади! Покажите на деле свою преданность Председателю Мао!

— Танцульки! Танцульки! — весело кричали дети, бегая следом за активистами.

Пройдя по всей округе, преданные сторонники Мао принялись стучать в каждую дверь, чтобы удостовериться, что никто не остался дома.

— Мам, пора идти! — позвали сестры. — А то активисты нам дверь с петель сорвут.

— Я никак не могу найти свои туфли! Не идти же мне в тапочках, правда ведь?

— Поторопись!

— Танцульки! — ворчала мама, наконец отыскав свои туфли. — Взялись учить старую собаку мышей ловить. Всевышний Будда, да откроются глаза твои.

В конце переулка маме повстречался одноглазый старик, закутанный в жалкие лохмотья.

— Ну что, пора повеселиться, — приободрил он маму, — подумайте об этом так: танцы стимулируют кровообращение, а это продлевает жизнь.

Мама смущенно засмеялась.

Толпа становилась все больше и больше, сотни людей целыми семьями направлялись в сторону рынка. Все были одеты в серые или синие маоистские куртки, на ногах у большинства были тапочки с деревянной подошвой, которые громко и ритмично стучали по каменной мостовой.

Мама спросила одноглазого старика, доводилось ли ему когда-нибудь танцевать, на что тот ответил:

— В молодости я изучал традиционный целительный танец.

Старик остановился и опустился на корточки, чтобы его продемонстрировать. Сделав несколько поворотов, он начал подпрыгивать словно лягушка. Мы дружно рассмеялись и начали повторять за стариком его движения.

Наконец мы добрались до рынка. Из репродукторов доносилась песня «Нам не плыть без Великого кормчего Мао». Хоть звук и был сильно искажен, я все же узнала исполнявший песню голос. Это пела Дикий Имбирь, этот голос я никак не могла забыть после того, как услышала, как подруга пела французскую песню. На этот раз в нем звучала энергия, призывающая народ присоединиться к героине.

Было десять часов. Утренняя торговля уже завершилась, и весь рынок был приведен в порядок, но противный рыбный запах чувствовался до сих пор. Активисты перекрыли улицу, а в опустевших лавках разместились дети. Жители всей округи выстроились в ряд по одной стороне улицы, цепочка из людей вытянулась чуть ли не на километр.

С деревьев свисали репродукторы. Играл оркестр: три аккордеона и четыре барабана. Дирижировал стоявший к нам спиной мужчина, в котором я узнала Вечнозеленого Кустарника. При каждой возможности он давал оркестру передохнуть.

В самом центре сцены стояла Дикий Имбирь, которая махала Вечнозеленому Кустарнику, чтобы он следил за бесперебойной игрой музыкантов. Народная героиня была одета в военную форму, ее волосы были забраны под фуражку с красной звездой. Если бы не линия груди, ее можно было бы принять за мужчину.

— Председатель Мао говорит: «Сотни лет ученые отстранялись от народа, а я мечтаю о том времени, когда ученые возьмутся за просвещение чернорабочих, так как они, несомненно, не менее других заслуживают право на образование». Так давайте же претворим в жизнь слова нашего великого учителя! И раз, два, три, четыре! — Она велела всем повторять ее движения. Это было не просто. Пожилые люди, вроде моей мамы, просто поднимали вверх руки и переступали из стороны в сторону, то, что освоение танца не вызывает у них никакого интереса, было видно невооруженным глазом. Они просто убивали время в ожидании, когда их наконец отпустят по домам.