Тени сгущаются - Виктория Шваб

Мысли, точно зубчатые колеса, тяжело ворочались в глазах короля. Но Келл не собирался становиться экспонатом в его коллекции.

– Ваше величество, – сказал Келл ровным голосом, – если вам захотелось оставить меня здесь, полагая, что это даст вам некие преимущества, я бы горячо рекомендовал оставить эти мысли. Смею напомнить, что это поставит под угрозу будущие контакты с моим миром. – «Не делай этого, – мысленно взмолился он. – И думать забудь». Невыносимо будет потерять последний путь к отступлению. – Вы скоро поймете, что меня нелегко удержать под замком.

К счастью, король лишь шутливо поднял унизанные кольцами руки.

– Ты меня неправильно понял, – улыбнулся он, хотя Келл прекрасно видел, что тот замыслил. – Я просто хотел сказать, что такие великие королевства, как наши, могли бы поддерживать более тесную связь.

Он взял письмо, сложил и запечатал. Судя по толщине, послание было длинное, на несколько страниц больше обычного.

– Много лет эти письма были полны формальностей, пустых анекдотов вместо настоящей истории, угроз, а не объяснений, бесполезных намеков, хотя мы могли бы обмениваться важными сведениями, – заметил король.

Келл положил письмо в карман.

– Если на этом все…

– Нет, не все, – остановил его Георг. – Я хочу кое-что тебе дать.

Он поставил на стол небольшую шкатулку. Келл отступил назад.

– Вы очень любезны, ваше величество, но я вынужден отказаться.

Напускная улыбка Георга поблекла.

– Ты отказываешься принять дар короля Англии?

– Я бы отказал кому угодно, – возразил Келл, – если бы мне предлагали плату, да еще и неизвестно за что.

– Очень просто, – пояснил Георг. – В следующий раз ты кое-что принесешь мне.

– Контрабанда приравнена к измене, – процитировал Келл правило, которое сам много раз нарушал.

– Ты получишь достойное вознаграждение.

Келл ущипнул себя за переносицу.

– Ваше величество, прежде я, может быть, и задумался бы над вашей просьбой. – Над чьей угодно, мысленно добавил он. – Но эти времена давно прошли. Если вы хотите что-либо узнать, обратитесь к королю. Попросите его сделать вам подарок, и, если он соизволит, я охотно доставлю его. Но по собственной воле я не приношу ничего. – Эти слова дались ему нелегко, рана была еще свежа. Он поклонился и шагнул к двери, хотя король его не отпускал.

– Ладно, – сказал король, побагровев, и встал. – Я провожу тебя.

– Не нужно, – ответил Келл. – Не хочу доставлять вам неудобств. Вас ждут гости. – Слова были приветливыми, а тон – нет. – Я вернусь тем же путем, каким пришел.

«И ты за мной не пойдешь».

Келл оставил пунцового Георга за столом и вернулся в покои старого короля. Как жаль, что нельзя запереть за собой дверь. Но двери здесь запирались снаружи. Еще одно напоминание о том, что эта комната – скорее тюрьма, чем дворец.

Он закрыл глаза и попытался вспомнить, каким был старый король в последний раз. Выглядел он плохо, но все же узнал Келла, обрадовался его появлению, улыбнулся, поднес к лицу письмо, вдохнул аромат.

– Розы, – тихо прошептал он. – Всегда пахнет розами.

Келл открыл глаза. Одна его часть – усталая, скорбящая – хотела скорее вернуться домой. Но другая звала его подальше от этого проклятого замка, туда, где он не будет ни королевским вестником, ни антари, ни узником, ни принцем, и сможет просто бродить по улицам Серого Лондона, пока не превратится в тень, одну из тысяч.

Он подошел к дальней стене, где тяжелые шторы обрамляли окно. В комнате было так холодно, что стекло даже не заиндевело. Он откинул штору, и на узорчатых обоях проступил выцветший символ. Круг, перечеркнутый линией, знак, ведущий из Виндзора в Сент-Джеймс. Келл отодвинул штору еще дальше и увидел знак, который стерся бы много лет назад, если бы не был скрыт от времени и света.

Шестиконечная звезда. Один из значков, которые Келл нарисовал много лет назад, когда короля перевезли в Виндзор. Точно такую же метку он начертил на стене сада неподалеку от Вестминстера. Вторая метка, наверное, давно смыта дождями и заросла мхом, но это не имело значения. Даже если линии не видны, символ, нарисованный кровью, просто так не исчезает.

Келл закатал рукав и достал нож. Царапнул по руке, обмакнул палец в кровь и обвел символ. Потом прижал к нему ладонь, бросил прощальный взгляд на пустой зал, на свет, сочащийся из-под двери, услышал далекий смех.

«Пропадите вы все пропадом», – подумал Келл и навсегда покинул Виндзор.

III

Дальние рубежи Арнса

Впервые за долгие месяцы Лайла ступила на твердую землю.

В последний раз они приставали к берегу три недели назад, в Корме. Но Лайле выпал неудачный жребий, и пришлось остаться на корабле. А перед этим были Сол и Ринар, но Алукард всякий раз настаивал, чтобы она не покидала «Шпиль». Она бы, может, и ослушалась бы, но что-то в голосе капитана вынуждало ее остаться. А еще она сходила на берег в портовом городе Элоне, но это было два месяца назад и всего на половину ночи.

Она притопнула сапогом. До чего же хорошо, когда под ногами надежная твердь! В море все непрестанно движется. Даже в штиль, когда стихают ветер и волны, у тебя под ногами штуковина, которая стоит на воде. Мир плывет и покачивается. Моряки говорили: это привычка, тебя шатает, когда впервые вступаешь на корабль, а потом – когда сходишь на берег.

Но Лайла, оказавшись в порту, чувствовала себя вполне уверенно. Она прочно стояла обеими ногами на земле, словно внутри у нее висел тяжелый маятник, и ничто не могло поколебать ее.

И от этого ей тут же захотелось ввязаться в драку.

Первый помощник Алукарда, Стросс, говорил, что у нее горячая кровь, и Лайла была уверена, что он хотел сделать ей комплимент. Но на самом деле драка была способом испытать себя, проверить, становишься ты слабее или сильнее. Да, на море она всю зиму дралась чуть ли не каждый день, но суша – дело другое. Лошадей нарочно тренируют на песке, чтобы по твердой земле они бежали быстрее.

Лайла хрустнула пальцами, переступила с ноги на ногу.

«Неугомонная, – прозвучал голос в голове. – Все ищешь неприятностей? Погоди, они сами тебя найдут».

Так говорил Бэррон; память о нем была еще слишком свежа и резала, как нож.

Лайла огляделась. «Ночной шпиль» пристал к берегу в месте под названием Сейзенрош, состоявшем только из дерева и камня, на самом краю Арнезийской империи.

В тумане приглушенно пробили часы. Лайла различила силуэты еще трех кораблей. Один арнезийский, два иностранных: первый (она узнала об этом из карт в каюте Алукарда) – торговец из Веска, словно вырезанный из единого куска черного дерева, второй – фароанский глиссер, длинный и тонкий, как перышко. В открытом море паруса растягиваются на бесчисленных реях десятками разных способов, чтобы лучше улавливать ветер.