Ночные бродяги - Гарри Килворт

— Потому, — пояснил малыш с самым серьезным видом, — что тебе может снести голову встречным поездом или когда мы будем проезжать через мост. Правда, мама?

— Конечно, котеночек, — энергично кивнула мама-куница.

— Но это же моя голова, — возмутился Плакса. — И я могу делать с ней что угодно. Может, мне даже хочется, чтобы ее снесло.

И он снова высунул голову в окно, навстречу ветру. Тут же его окутало дымом, вылетевшим из трубы паровоза, и Плаксе пришлось, кашляя и задыхаясь, терпеть, потому что всовывать голову обратно означало признать свое поражение. Так что пока у него хватало дыхания, Плакса стоял и делал вид, что наслаждается пейзажами, хотя на самом деле весь рот и нос у него были забиты сажей, а воротник покрывал толстый слой копоти.

Здесь, за городом, уже началась весна: на деревьях и кустах проклюнулись почки, начали цвести первые цветы.

В общем, за окном царила красота, единственное, что ее омрачало, — это отвратительный дым. Когда он стал совершенно уже невыносимым, Плакса сунул голову обратно в вагон и уселся на место. Оба малыша-куницы удивленно переглянулись и рассмеялись. Нюх посмотрел на Плаксу и покачал головой, а Грязнуля подмигнул ему, словно желая ободрить. Когда, не выдержав всех этих непонятных переглядываний, смеха и сочувственных взглядов, Плакса посмотрел на себя в овальное зеркало, висевшее на стене, он ужаснулся. Все лицо у него было покрыто сажей, только глаза сверкали — казалось, он только что выбрался из трубы.

— Так тебе и надо, Плакса, — сказал он своему отражению. — Поделом. Это научит тебя обращать внимание на предупреждения.

Они проехали несколько мрачноватых городков, в которых тут и там торчали фабричные трубы, а дома из грязного красного кирпича выстроились угрюмыми рядами. В них жили ласки, которые зарабатывали себе на хлеб, трудясь на этих фабриках. Когда кирпичные дома заканчивались, на окраинах виднелись уже совершенно жалкие лачуги, в которых ютились ласки, только совсем уж нищие.

Так они ехали до самой ночи. Епископ так ничего и не сказал — он молчал всю дорогу, просто сидел, изредка посматривая на трех ласок. Мать-куница со своими малышами вышла на станции со смешным названием «Попрыгайнаоднойлапе». Нюх и Грязнуля вышли в коридор размять лапы. Ни тот ни другой не привыкли сидеть так долго на одном месте и без всякого дела. А к Плаксе тут же обратился ласка-торговец. Он поклонился и спросил, не интересуется ли Плакса игрой на окарине. Вид у торговца был какой-то затравленный. Казалось, он не спал уже целый месяц — глаза у него были красные, а лапы дрожали. Плакса про себя подумал, что бедняга, должно быть, не слишком преуспел в торговле.

— Окарина? — переспросил Плакса, выглянув в окно, — там уже темнело. — А что это такое? — Ему вдруг показалось, что баул продавца битком набит этими самыми таинственными окаринами, о которых он не имеет никакого представления.

Дрожа, как лист на ветру, торговец уставился на Плаксу с безумной надеждой в глазах. Плакса подумал даже, что в этом взгляде есть что-то ненормальное: наверное, этому продавцу его работа явно не подходит, и ее нужно менять как можно скорее.

А продавец прохрипел:

— Окарина — это такой музыкальный инструмент. Похоже, что у тебя есть музыкальный слух. Ты умеешь играть?

— Во что?

— Не во что, а на чем — на каком-нибудь музыкальном инструменте.

— Я умею свистеть в два когтя. Получается очень громко, — похвастался Плакса.

— Отлично. Прекрасно. — Торговец бухнул на пол свой дорожный сундук. — Так как насчет окарины? Они сейчас в моде. Все играют на окаринах.

С этими словами он открыл баул и вытащил оттуда странный музыкальный инструмент. Он был сделан из необожженной глины и больше всего походил на грубо сделанный глиняный горшок. Ласка объяснил Плаксе, что нужно дуть в трубку, а пальцами нажимать на дырочки, расположенные в нижней части глиняного горшка. Торговец сыграл несколько нот, а потом, опасливо оглядевшись, отнял инструмент от губ. Он, казалось, чего-то ждет, но, обнаружив, что ничего не произошло, он снова повернулся к Плаксе и продолжил:

— На нем играть очень легко. А научиться можно просто мгновенно. Еще две недели назад я не мог сыграть ни единой ноты. Как только начнешь играть, сразу научишься.

— Правда? — спросил Плакса. — Можно я попробую?

— Нет. Это негигиенично, — возразил продавец и опасливо посмотрел на дверь. Нюх и Грязнуля прогуливались, что-то оживленно обсуждая. — Послушай, если ты хочешь получить окарину, бери. Мне ничего не надо взамен. Так ты хочешь? — В голосе ласки слышалось самая настоящая тревога, Плакса даже немного забеспокоился. — Так скажи, что ты хочешь взять эту окарину, и я ее тебе тотчас отдам.

— Хорошо, — сказал Плакса, протягивая лапу.

— Нет, — продавец отступил назад, — ты должен сказать: «Я хочу взять эту окарину». Скажи так!

В его голосе слышалось самое настоящее отчаяние. Казалось, что он находится на грани истерики. Он с таким умоляющим видом смотрел на Плаксу, что тот содрогнулся.

Он почувствовал жалость к бедняге и произнес:

— Ладно, хорошо, «я хочу взять эту окарину». Ну вот, я сказал все, что нужно. — Ласка взял инструмент из ослабевшей лапы продавца. — Но должен сказать, что тебе, дружище, стоит сменить работу. Ты все принимаешь слишком близко к сердцу, так нельзя. Нужно быть поспокойнее. Наверняка не все стали бы говорить с тобой так вежливо, но… — Плакса вытащил из кармана несколько монет, собираясь вручить их продавцу, но с изумлением обнаружил, что тот исчез. — Эй, сколько я тебе должен? — с недоумением спросил ласка, но странного малого уже не было.

— Куда он делся? — спросил Плакса у епископа.

Епископ читал какую-то книгу в черном переплете, медленно шевеля губами и иногда странно поводя лапой. Плакса, конечно, знал, что священники не любят, когда их отрывают от дела, но удержаться от вопроса не мог.

— Кто? — переспросил епископ.

— Этот продавец Он дал мне окарину, а потом словно испарился… Вы видели ласку, который прошел мимо вас? — тотчас спросил Плакса у своих друзей, которые только что зашли в купе.

— Кого? — не понял Нюх. — Ах, этого продавца. Да, он промчался по коридору, задевая своим баулом за стены. А почему ты спрашиваешь?

— Он всучил мне эту штуку, а когда я полез в карман за деньгами, его и след простыл.

Плакса показал окарину.

Грязнуля фыркнул:

— Опять ты транжиришь деньги! Помнишь, что случилось, когда ты купил ту глупую завывалку?

— Никакая это не завывалка, а губная гармошка! — возмутился Плакса. — Ну да ладно, речь не о том.

— Как раз о том! — не успокаивался Грязнуля. — Ты помнишь, чем все закончилось в прошлый раз?