До конца времен - Даниэла Стил

Трое ее самых важных клиентов показывали свои коллекции в самом начале Недели моды. Двое из них произвели настоящий фурор и удостоились восторженных статей в прессе. Третий клиент, с которым Дженни работала впервые, в самую последнюю минуту внес в свои модели слишком много изменений, и газеты назвали его работу эклектичной, слабой и сырой, с чем Дженни была полностью согласна. Она с самого начала предвидела подобный исход, но ей так и не удалось уговорить клиента придерживаться первоначального замысла, который был достаточно целостным и отличался ярко выраженной приверженностью к южноазиатским мотивам.

Кроме мэтров, свои коллекции демонстрировали и молодые, одаренные модельеры. Не все они были ее клиентами, но их работы Дженни в основном нравились. Ее всегда привлекали творческий поиск, дерзость и новаторство молодых, однако работать она предпочитала с состоявшимися мастерами, соглашаясь на сотрудничество только с теми из новичков, кто мог позволить себе потратить значительные суммы, чтобы поскорее заявить о себе. Впрочем, как она знала из опыта, решающее значение все-таки имели не деньги, а талант: несколько молодых модельеров, в которых Дженни когда-то заприметила значительный потенциал, сумели пробиться на вершину с помощью одних лишь способностей и сейчас уже считались достаточно известными кутюрье. Вслед за ними в индустрию моды устремлялись другие, пока безвестные художники, последователи и подражатели, что порождало здоровую конкуренцию и способствовало не только быстрому прогрессу в отрасли, но и делало куда более разнообразной общую палитру, что Дженни тоже считала положительным фактором.

Все вместе, однако, означало, что и ей нельзя застаиваться – нужно успевать поворачиваться, чтобы не оказаться за бортом, и Дженни старалась изо всех сил. Поворачиваться приходилось и чисто физически: чтобы попасть на показы всех своих клиентов, Дженни летала по всему Нью-Йорку как метеор и совершенно загнала Азайю и Нельсона. Показ следовал за показом, времени катастрофически не хватало, но пока все шло без сучка, без задоринки, и даже Билл, который несмотря на занятость, сумел побывать почти на всех шоу, откровенно восхищался ее работой и организаторскими способностями. За пять лет брака с Дженни он научился разбираться в современной моде как настоящий профессионал, и поэтому его похвала была ей особенно приятна.

К концу Недели моды Дженни была уже на третьем месяце беременности, но никто из коллег ни о чем не подозревал, а она не спешила объявить о своем положении. Даже Азайе Дженни ничего не сказала. Правда, и на беременную она походила мало – Дженни исхудала почти до прозрачности, кожа побледнела, щеки ввалились. Никаких неприятных симптомов, часто появляющихся в первые месяцы беременности, она тоже не испытывала, если не считать легких головокружений и упадка сил, вполне, впрочем, объяснимых тем, что в последние месяцы она работала особенно много и почти не отдыхала. Мать, с которой Дженни поделилась своей радостью, тоже уговаривала ее поберечь себя и не переутомляться, и она обещала – как только закончатся показы.

И Дженни намеревалась выполнить свое обещание, но не успела.

Вечером последнего дня – после официального завершения Недели моды – Дженни собиралась поехать прямо домой, но сначала ей все же пришлось побывать на двух вечеринках. Одна из них состоялась на Пятой авеню, в роскошной квартире знаменитого модельера; другая – в художественной мастерской на верхнем этаже дома в Ист-Виллидж, где работала молодая шведская дизайнерша, коллекция которой произвела настоящий фурор и удостоилась самых восторженных отзывов в профессиональной прессе. Своим успехом шведка была на две трети обязана Дженни, поэтому та просто не могла отказаться от приглашения. Когда же она попала наконец домой, то буквально вползла в прихожую. Билл уже спал – он не смог пойти с ней на вечеринки, хотя его и приглашали: теперь он каждый день служил в мужской тюрьме ранние обедни, которые начинались в шесть утра. Это было нелегко, и он совершенно вымотался, хотя и старался успеть повсюду. К сожалению, ему недоставало сил и энергии, в сравнении с Дженни; даже сейчас, во время беременности, она была куда работоспособнее своего мужа.

Немного отдышавшись, Дженни разделась и легла в постель рядом с Биллом, думая о новых успехах, которых ей удалось добиться. Завершившаяся Неделя моды снова подтвердила: Дженни Арден по-прежнему остается лучшим специалистом в своей области. И ей казалось, что для девчонки из нищей шахтерской семьи это неплохой результат. Но главным для нее были все же не известность и не деньги, которые клиенты платили за консультации. Главным для Дженни было то, что она занималась любимым делом, о котором мечтала с тех самых пор, когда впервые приехала с матерью в Филадельфию. Что касается успеха, то это был, так сказать, дополнительный приз, который она получила за свое упорство, трудолюбие и талант.

Засыпала Дженни с мыслями о двух своих показах, которые завершали Неделю моды и о которых должны были написать в прессе уже завтра. Она не сомневалась, что отзывы будут благоприятные, но ей хотелось убедиться в этом собственными глазами… Завтра… Это будет завтра, а сейчас – спать!..

Билл не слышал, как Дженни открывала дверь, он даже не пошевелился, когда она легла рядом и по обыкновению обняла его за плечи. Но когда около четырех утра Дженни вдруг громко застонала, он сразу проснулся и открыл глаза. Сначала Билл решил, что ей снится кошмар, и, ласково погладив ее по спине, собирался заснуть снова, но тут Дженни издала еще один громкий, мучительный стон. Это был протяжный, исполненный боли и страдания звук, в котором Билл с ужасом разобрал свое имя. Казалось, Дженни задыхается, и он легонько потряс ее за плечо, чтобы выяснить, в чем дело.

– Билл… Бо-ольно!.. Помоги! Я не могу пошевелиться!

Она снова застонала – протяжно, жутко, – и Билл мигом проснулся. Приподнявшись на локте, он включил свет. Дженни лежала, свернувшись калачиком, спиной к нему, и прижимала руки к животу. Казалось, все ее мышцы свело судорогой, и он постарался аккуратно развернуть ее лицом к себе, однако стоило ему дотронуться до нее, как Дженни громко закричала от боли:

– Билл! О, Билл!!

– Что с тобой, Дженни, дорогая? Скажи хоть что-нибудь! Что у тебя болит?!

Ему наконец удалось перевернуть Дженни на спину, и он увидел, что ее лицо сделалось белее наволочки, а губы казались серыми, как зола. Машинально он откинул одеяло и отшатнулся. Вся простыня была залита кровью. Дженни, продолжавшая прижимать живот руками, тоже была в крови и выглядела как жертва безумного убийцы с топором. На мгновение Биллу показалось, что она умирает, уже умерла, но он справился с подкатившей к горлу паникой и, как мог, взял себя в руки.

– Не бойся, милая, все будет в порядке. Я позабочусь о тебе, – пробормотал он, стараясь ее подбодрить, хотя сам еще не понимал, что именно с ней происходит. Дженни было так больно, что она едва могла говорить внятно, а когда Билл инстинктивно прижал ее к себе, то почувствовал, как все ее тело сотрясают короткие, частые судороги. Это было так непонятно и страшно, что Билл, оставив Дженни в кровати, бросился к телефону. Набрав 911, он вызвал «Скорую». Уверенный голос оператора помог ему немного прийти в себя, и он сказал, что его жена на третьем месяце беременности и что у нее – сильное кровотечение. Бросив короткий взгляд в сторону кровати и увидев кровавые пятна не только на простыне, но и на полу, Билл понял, что ребенка уже не спасти. Речь теперь шла о жизни Дженни. «Ради бога, скорее, иначе она умрет!» – хотелось крикнуть ему в трубку, но он побоялся напугать Дженни еще больше. Впрочем, сейчас она вряд ли его слышала. Ее взгляд на глазах тускнел, веки опускались, как у смертельно уставшего человека, и Билл принялся трясти ее, умоляя не спать, умоляя поговорить с ним, пока они будут ждать «Скорую».