Врач «скорой» - Алексей Викторович Вязовский

Подсунули мне хлопушку с краской! Не иначе хотел занятия сорвать! Я собираюсь обратиться в милицию!

– Что скажете, студент?.. – профессор Карнаев все никак не мог отвести взгляда от красного лица преподши.

– Панов, шестой курс лечфака, – представился я. – Подошел к гардеробу, смотрю, с Оксаной Гавриловной что-то не в порядке, поинтересовался… на свою голову. Товарищ Пилипчук – соседка моя, на одной лестничной площадке живем. Думал, заболела, хотел предложить домой отвезти.

– У него там антисоветская литература в портфеле! – заявила преподша и выудила из портфеля сборник избранных речей Леонида Ильича.

– Вы уверены в своем заявлении? – поинтересовался я и, посмотрев на Карнаева, объяснил: – Она ко мне несколько предвзято почему-то относится.

– Я к ректору пойду! – Пилипчук завелась, в ее скандированную речь подмешались легкие повизгивания.

– Отлично, я только «за». Можно от вас позвонить, Александр Николаевич?

– Оксана Гавриловна, вы умойтесь, наверное, – посоветовал профессор. – Пока мы звонить будем.

– Не смывается, пробовала, – буркнула потерпевшая.

Идти никуда не пришлось. Ректор сам пришел, наверное, интересно стало, как выглядит пострадавшая от взрыва сотрудница вуза. Очевидно, в памяти еще осталась просьба Чазова именно по поводу Пилипчук.

– Ну, рассказывайте, – Петров, вздохнув, сел рядом с Карнаевым.

Оксана Гавриловна от агрессии перешла к разочарованию и теперь лила слезы. Но эпопею с портфелем и потенциальной антисоветчиной озвучила, тут уже в первый раз прозвучала история про то, как она случайно услышала это от меня.

– Странные фантазии у вас, – пожал я плечами. – Я, конечно, возмущен этой хулиганской выходкой, но портфель не мой, первый раз в жизни вижу его. Мой у Ашхацавы, наверное, сейчас.

Я выглянул в коридор и забрал у Давида свой чемоданчик. Продемонстрировал окружающим.

– Подсунул, это он всё, – не сдавалась Пилипчук.

– Я готов к любому расследованию, – сказал я. – Давайте обратимся в органы, пусть исследуют портфель, я сдам отпечатки пальцев, что там еще надо.

Можно идти в разведчики, я умудрился ни разу не заржать, хотя хотелось очень сильно. Ясное дело, все манипуляции я проводил в резиновых перчатках, а потом еще извел пузырек спирта на протирку всех поверхностей. И правда, мало ли до чего дойдет.

– Идите, Панов, – сказал ректор, немного подумав. – Можете быть свободны.

Облегченно вздохнув, я вышел из кабинета. На немой вопрос Давида только кивнул, мол, всё в порядке. И только на улице мы заговорили, не боясь, что кто-то случайно нас услышит.

– Рассказывай, как было? – Давид от нетерпения чуть не пританцовывал.

– Да пришлось признаться, что это ты всё придумал с целью эмиграции в Антарктиду.

– Ты что?! – тут до Давида дошел смысл сказанного, и он загоготал вслух.

– Фотографии получатся, как думаешь?

– Темновато было, но это теперь только после проявки, – сказал Ашхацава. – Сейчас поеду и сделаю, мне Саня ключ дал от шурши своей.

– Ты когда отсидеть успел? – удивился я. – Откуда хоть этот зековский лексикон у человека с неоконченным высшим образованием? Сказал бы – кладовка.

– Авдотьев сказал, я повторил, – недовольно буркнул «князь». – Что тебе не нравится?

– Да всё отлично! – я хлопнул абхаза по плечу. – Давай отвезу к общаге. Ты только на всякий случай по парочке фоток сделай, на память. Поехали, пока снегом всё не завалило.

* * *

Я лежал на диване и в пятый раз слушал песню про то, что в шахте кончились бриллианты. И даже подпевал в особо замечательных местах. Аня зашла на строчке «Some very clever doctor went and sterilized the bitch». Это я выкрикнул с особым цинизмом.

– Панов, ты пьяный? – спросила она, выключив магнитофон.

– Нет, с чего ты взяла?

– А что, трезвый может визжать про умного доктора, который стерилизовал суку?

– Так ведь как раз по делу сложилось.

– Пилипчук съела приманку? – поинтересовалась она. – Я думала, вы с этим портфелем месяц ходить будете.

– Заглотила по самые жабры. Вот сделает Давид фотографии, увидишь во всей красе.

– Вся в предвкушении. А теперь не томи, рассказывай, как там было.

По мере сил и возможностей я изобразил в лицах весь спектакль.

– И чем, скажи на милость, это отличается от моих вариантов?

– Последствиями, Анечка. Смотри, если бы мы залили ей квартиру раствором витамина бэ один, она бы поругалась, проветрила, и все. А у нас она показала себя перед начальством опасной дурой, от которой одни неприятности. Не удивлюсь, если ее выгонят нафиг. Петров был настроен очень серьезно.

– Это с чего? Произошло ЧП, преподаватель пострадал. А если она в милицию пойдет?

– С чем? Даже если ректор что-то подозревает, то помнит, что за меня просил Чазов. А за вздорную скандальную бабу – никто. Уверен, там половина кафедры спит и видит, как займут место Пилипчук. И не захочет никто лезть в эту историю.

– Ну и ладно. Давай лучше думать, что сладкой парочке на свадьбу дарить будем.

– К-кому?

– Давиду и Симе. Она мне сегодня пригласительный дала. На девятое января.

Я взял приглашение на свадьбу, исследовал его. С нарисованными колечками и двумя подписями – все как надо… Кстати, странное дело: на внедрение чего-то хорошего и нужного иногда годы уходят, а стоило мне один раз назвать влюбленных слоганом из рекламы будущего – в один момент в массы пошло.

– Какого года?

– Ты притворяешься или в самом деле такой придурок?

– А почему этот засранец мне не сообщил ничего?

– Сам сказал, кто он есть.

– Просто это неожиданно как-то… Мне надо немедленно заказать новый костюм, шляпу.

– Не знаю насчет костюма, а платье мне надо срочно новое. И подарки! – Аня продемонстрировала мне несколько номеров «Бурды». На немецком, конечно, русское издание еще не скоро. И где только достала? – Вот это платье, наверное, – она развернула страницу с закладкой. – Или вот еще вариант… Я с портнихой договорилась…

– Там есть вариант «без всего»? – поинтересовался я. – Мне такой больше нравится.

* * *

Я никогда не любил всякого рода планерки и общие собрания. Про свои грехи я и так знаю, а чужие мне неинтересны. Но сегодня не про меня было. Да и не будут на врачебной конференции про фельдшера говорить, даже если он считает себя будущим лауреатом престижной медицинской премии. Кстати, слухи ползут быстро: Дыба уже узнала откуда-то про номинацию, поздравила, прижав к стене и придерживая меня за пуговицу на халате. Неужели еще не бросила свои мечты о харассменте?

Во врачебных разборах ничего увлекательного нет. Какой-нибудь начмед бубнит о случившемся казенными фразами, провинившегося поднимают, обвиняют во всех смертных грехах, потом следует оргвывод. Ну, типа «врачебная комиссия ходатайствует о взыскании в виде выговора».

– …не оценив в достаточной мере тяжесть состояния и возможные последствия… назначил гипотензивную терапию при ишемическом инсульте, чем вызвал…

Я прислушался к «порке». Дурак-доктор, эффект Робин Гуда вызвал. Это когда в зону