Дуэль - Барбара Мецгер

– Но все же в вашем голосе слышится сомнение.

Хопкинс проверял, нет ли на фраке его сиятельства какой-нибудь пушинки или, не дай Бог, собачьей шерсти, прежде чем повесить его в шкаф. Он рассматривал фрак и ничего не отвечал.

– Оставьте фрак, Хопкинс. Вы находились в холле для слуг. Получилось у нас или нет?

– Я сказал бы, что получилось, сэр, если бы лакей, в чьи обязанности входит выгуливать собачку, не увидел леди Трокмортон-Джонс.

– Ну и что же? Леди захотелось подышать свежим воздухом.

– Она находилась в саду, рядом с воротами, ведущими на конюшню.

– Прекрасно, она любит лошадей. Ей хотелось посмотреть, хорошо ли их обиходили на ночь.

– Простите мою вульгарность, сэр, но лакей сообщил, что эта леди пописала в саду.

– Ах, она искала туалет, но заблудилась, а ждать ей уже было невозможно. Понимаете, она ведь из деревни, там нет современных удобств, а она слишком скромна, чтобы попросить кого-нибудь принести ей ночной горшок.

– Она задрала юбки, чтобы облегчиться.

– Разумеется. Что в этом необычного?

– В стоячем положении, перед деревом? Мало того, тот же лакей рассказал всем, что пока юбки у леди Трокмортон-Джонс были подняты, он увидел сапоги. Собачка тоже их увидела, а вы знаете, что она питает отвращение к обуви джентльменов.

– Проклятие! Я же сказал Карсуэллу, чтобы он втиснул ноги в туфли Дороти, как бы они ему ни жали. Теперь я, вероятно, должен ему пару сапог?

– Не только.

– Лакей все рассказал остальным слугам.

– Это была слишком великолепная шутка, милорд.

Но Йену было не до шуток.

– Я погиб.

– Опрокинут, выброшен на мель, пошел ко дну. Да, я полагаю, что так можно обобщить положение дел, сэр. Или, если вы преследовали другую цель, вы могли бы счесть себя упавшим под откос, перевернутым, разбитым. На ринге вы могли бы…

– Да, я понял. – Йен взял у Хопкинса фрак, но сапоги не надел. – Пойду посмотрю, как там мальчик. Если мне повезло, а последнее время мне ужасно не везет, никто еще не сообщил юному Ренслоу о нашем маскараде. Если лакей все разболтал мальчику, я ему голову оторву.

– Прислуга не станет передавать сплетни молодому человеку.

– Хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы Трой подумал, будто бы я не сдержал слово.

– Хотя вы его и не сдержали? – Хопкинс считал, что имеет право задавать вопросы, поскольку прислуживал графу с тех пор, как тот учился в университете. – Впрочем, это не ваша вина.

– Вся эта путаница произошла по моей вине! Кажется, единственное крушение, в котором я не виноват, – это последнее поражение нашей армии на Пиренеях.

– А также в тумане, милорд. Никто не считает вас настолько злонамеренным.

– Благодарю вас, Хопкинс. Мне немного полегчало от ваших слов.

– Не стоит благодарности, милорд.

Афина сидела рядом с кроватью брата. Проклятие! Этого следовало ожидать. И она плакала. А юноша лежал неподвижно. Господи, только не это!

– Он не?.. – Йен не мог выговорить это слово.

– Он спит.

– Но ему не хуже? – Граф коснулся руки юноши и почувствовал, что кожа у него не горячая, не холодная и не липкая.

– Нет, кажется, он все в том же состоянии. Врачи считают, что он пошел на поправку. У него боли, но жара нет, он все понимает, поэтому они решили, что сотрясения мозга у него не было. Они разрешили ему принимать маленькие дозы опия. Теперь он будет спать лучше, нервы у него успокоятся.

– Но вы плачете? Почему?

Афина вытерла глаза носовым платком.

– Нет, я не плачу. Я никогда не плачу.

Прошлой ночью она тоже плакала. Йен видел, что у нее распухшие глаза, красные пятна на бледных щеках, покрасневший нос. Мисс Ренслоу не принадлежала к тем женщинам, которые выглядят привлекательными в горе. Выглядела она ужасно, так же ужасно, как чувствовал себя Йен.

– Если вы не плакали, быть может, у вас прилив крови?

– Нет, я прекрасно себя чувствую. Благодарю вас, – добавила она, шмыгнув носом.

– Значит, вы очень устали и переволновались из-за вашего брата. Горничные могут сидеть с ним всю ночь, если он спит так крепко. Я могу не ложиться спать, чтобы проследить, примет ли он болеутоляющее.

– Нет, я не устала. Я поспала сегодня во второй половине дня.

Он сдался.

– Значит, вы плачете потому, что наш жалкий план провалился?

– План был вовсе не жалкий. Он был великолепен!

– Но вашу репутацию он не спас, потому что слуги поняли, что это маскарад. Мне так жаль, дорогая. Моя матушка больна, сестра в отъезде, и ни Карсуэлл, ни я не могли придумать, где найти женщину достаточно приличную – то есть другую женщину, которая могла бы появиться так быстро. Завтра я найму приличную компаньонку через какое-нибудь агентство. Это единственное, что я могу сделать. Клянусь, я не хотел вас расстраивать.

– Я знаю. Именно поэтому и плачу.

– А не из-за того, что скажет Уигги, когда все узнает? Или ваш старший брат?

Она покачала головой и снова заплакала.

– Из-за того, что до сих пор никто не пытался мне помочь. Понимаете, я одна боролась за Троя, настояла на том, чтобы его показали хорошим врачам, а не деревенским лекарям. Я постоянно сражалась с Вероникой, чтобы со слугами лучше обращались, и с Ренсдейлом, чтобы он не поднимал плату арендаторам. Но никто никогда не боролся за меня. Никто не стал на мою сторону, когда жена брата уволила мою любимую гувернантку, никто не требовал, чтобы Вероника знакомила меня с подходящими джентльменами. Мой брат слишком скуп, он просто послушное орудие в ее руках. Дядя редко бывает дома – он постоянно в плавании. А Трой слишком юн.

– Значит, за вас некому вступиться?

– Некому. Вы сделали все, что могли, чтобы защитить никому не нужную репутацию почти незнакомой вам женщины. Я плачу не потому, что моя репутация запятнана, а потому что вы приняли все это так близко к сердцу.

– А как же иначе? Ведь это я во всем виноват.

– Нет, вы самый добрый человек на свете.

Добрый? Йену захотелось хорошенько встряхнуть девушку и крикнуть, что он негодяй, ранивший ее брата. Видит Бог, он во всем виноват. Его нужно вздернуть на виселице, и, может, так оно и будет. Он груб, он скотина, он настолько труслив, что боится ей все рассказать. Она станет презирать его. И оба станут в два раза несчастнее.

– Я…

– Простите, если я сказала что-то не так, милорд. Вероятно, я просто устала. Пойду посплю.