Книжные магазины - Хорхе Каррион

Менее известным примером, но, быть может, более характерным ввиду его бисексуальности и приверженности к наркотикам и разрушительной бездеятельности, царившей в танжерской интеллектуальной среде, служит Эдуардо Аро Ибарс. Сын эмигрантов, он родился в Танжере в 1948 году и в подростковом возрасте проник в бит-среду, сопровождая Гинзберга и Корсо во время их ночных похождений. «Я вырос в среде, отчасти кочевой, между Мадридом, Парижем и Танжером», – писал он. Его короткую жизнь предопределил, безусловно, пространственный вектор Танжер – Мадрид, потому что Ибарс завез в испанскую столицу нон-конформистскую бациллу битничества и через нее дал импульс мовиде[45], выступая в роли воинствующего гомосексуала, сочиняя поэмы и песни, пробуя самые разные галлюциногенные препараты. Весной 1969 года, после четырехмесячного тюремного заключения, проведенного вместе с Леопольдо Мариа Панеро, он вернулся в танжерский дом своей семьи. В другой раз, уклоняясь от воинской повинности, сел на ночной поезд до Альхесираса, пересек пролив и, поселившись у Джозефа Макфиллипса, друга Боулзов, получил помощь от сестер Жерофи, которые дали ему возможность подрабатывать в их книжном. Он определял себя как гомосексуала, наркомана, преступника и поэта. В сорок лет он умер от СПИДа.

Книжные магазины обычно переживают как писателей, питавших их мифологию, так и своих хозяев. После сестер Жерофи их книжным с 1973 по 1998 год управляла Рашель Мюйаль. В «Моих годах в Librairie des Colonnes» мы читаем, что благодаря ей, уроженке Танжера, с 1949 года жившей по соседству с магазином, в его космополитическую палитру добавился оттенок Танжера марокканского:

Мне делали честь посещения одного человека – Си Ахмеда Балафрея. Ему нравилось листать журналы о декоре и архитектуре. Его сопровождал Си Абделькебир эль-Фасси, герой сопротивления. В ходе одной из наших бесед Си Ахмед сказал, глядя мне в глаза: «Одному Богу известно, что я сделал все для того, чтобы Танжер сохранил специальный статус и при этом не перестал быть частью Марокканского королевства».

Как и другие великие книготорговцы, которые уже появились или появятся на страницах этой книги, Мюйаль жила в двух шагах от своего заведения и часто устраивала фуршеты и праздники по случаю презентации книг или тех или иных культурных событий. Она тоже стала ключевой фигурой, послом, связующим звеном: каждую неделю три-четыре человека просили ее организовать им встречу с Боулзом, у которого не было телефона. Она отправляла к нему посыльных, и он почти всегда отвечал согласием.

Позднее появились Пьер Берже, Симон-Пьер Амлен и журнал Nejma, посвященный этой международной мифологии, благодаря которой столько марокканских писателей приобрели известность за пределами Танжера. Гибралтарский пролив всегда был местом встречи Европы и Африки, поэтому вполне естественно, что Librairie des Colonnes играл особую роль в культурном обмене между двумя его берегами. На одной конференции, проведенной в городском Ротари-клубе, Мюйаль сказала:

В легендарном книжном Librairie des Colonnes я могла чувствовать себя в центре города и даже мира. Поэтому я сказала самой себе, что совершенно необходимо вовлечь его в культурное движение Танжера, города, который лучше какого-либо другого города в мире символизирует встречу двух континентов, двух морей, двух полюсов – Востока и Запада, – но еще и трех культур и трех религий, составляющих единое и многообразное население.

Я храню карточку марракешского магазина Librairie Papeterie de Mlle. El Ghazzali Amal из тканевой бумаги, на которой гордо напечатано: «Depuis 1956»[46], и помню, как меня разочаровало скромное количество продававшихся там книг и то, что все они были на арабском языке. Librairie des Colonnes, напротив, не может не воодушевлять европейского читателя, ведь он такой же, как крупные книжные Европы, только на африканском берегу и с необходимыми оттенками местного колорита. В нем продаются книги на французском, английском и испанском по установленной цене, что исключает торг, который поначалу кажется забавным, но скоро начинает утомлять; здесь это дает нам ощущение безопасности. То же происходит в двух других марокканских книжных, которые я недавно для себя открыл: в Ahmed Chatr, тоже в Марракеше, и особенно в Carrefour des Livres в Касабланке с его ярко расцвеченными полотнами и большим ассортиментом книг на арабском и французском (очевидна связь с Librairie des Colonnes, потому что в обоих магазинах продаются одни и те же белые танжерские книги с печатью Khar Bladna, которые я коллекционирую на протяжении многих лет). Здесь удобно. А вот в марракешском магазине религиозной литературы (на арабском языке) царит просто неимоверная духота – там нет ни единой щели, через которую проникал бы воздух. Но именно такие контрасты дарят нам удовольствие, которого мы ищем в путешествиях. В этом отношении книжные – почти беспроигрышная ставка: их структура нас успокаивает, потому что всегда кажется привычной; мы интуитивно понимаем их порядок, расположение и то, что они могут нам предложить. Тем не менее нам нужен хотя бы один отдел с книгами, набранными знакомым алфавитом, одна секция иллюстрированных книг, которые мы можем листать, – пятна информации, которые мы можем расшифровать.

Именно это со мной случилось на Книжном базаре в Стамбуле: среди тысяч непонятных обложек я обнаружил книгу о турецких путешественниках, изданную по-английски и снабженную фотографиями, – «Глазами турецких путешественников. Семь морей и пять континентов» Алпая Кабакали в аккуратном футляре Toprakbank. Поскольку в моей коллекции, посвященной странствиям, не хватало этой детали головоломки – рассказов турецких путешественников, я решил во что бы то ни стало ее заполучить. Я держал в голове образ будапештской продавщицы волшебных шкатулок, к которой я возвращался день за днем и предлагал все ту же цену, составлявшую ровно треть запрошенной ею, пока в последний день она не уступила мне с улыбкой деланого смирения. Я купил две шкатулки, чтобы подарить их моим братьям. В тот момент, когда она мне их отдавала, завернув в оберточную бумагу, американский турист, держа в руках точно такую же шкатулку, спросил, сколько она стоит. Продавщица удвоила начальную цену. Покупатель безропотно попросил две, сунул руку в карман и, пока она делала мне знаки, чтобы я молчал, купил ровно то же, что и я, заплатив в шесть раз больше. Теперь я спросил цену книги в голубом футляре у молодого турецкого продавца, который слушал радио за стойкой и на самом деле лишь присматривал за товаром; он крикнул мужчину средних лет, свежевыбритого, который, глядя мне в глаза, сказал, что книга стоит сорок долларов. Двадцать пять мне кажется более справедливой ценой, ответил я ему. Он пожал плечами, снова оставил