Палома - Анн-Гаэль Юон

Мягкость горных пастбищ и сила больших просторов. Никогда в жизни я не пробовала ничего вкуснее. Он взял мое лицо в свои руки. Погладил по щеке. Я вся была одним большим криком желания. Его кожа на моей. Я пылала.

В полутьме мастерской, за ширмой, скрывавшей мою кровать, я пыталась справиться с переполнявшими меня эмоциями. Мой разум силился вспомнить советы Колетт. То, что я обнаружила под своими руками, не имело ничего общего с рисунками на чердаке. Это был призыв к наслаждению. Билет до рая в один конец.

Волна жара захлестнула меня. Его руки, его рот, его запах, вкус его кожи, его хриплое дыхание – внутри меня все перевернулось. Среди эспадрилий, тканей, лент я вдруг в полном смятении обрела все то, чем так долго пренебрегала.

И поняла, что больше не смогу без этого обойтись.

43

Он спал.

В тусклом свете свечей я внимательно разглядывала его лицо. Изгиб губ. Изысканные черты. Прислушивалась к его тихому дыханию.

Буря внутри меня утихла. Я парила, укутанная мягким облаком, безмятежная и безмолвная.

Было полнолуние. Люпен говорил, что каждый новый цикл луны требует обновления. Нужно загадать желание. Сбросив старую кожу, направить мысли к новым горизонтам. Заявить о своих намерениях. Что я могла попросить у луны? В тот момент лишь один вариант казался мне подходящим. Снова и снова переживать этот накал, это буйство чувств. У меня не осталось других целей – разве что умереть вместе с ним. В постели.

Паскуаль в нашей мастерской, кто бы мог подумать? Забавно, что самые важные события в жизни часто происходят в одно мгновение. Я чувствовала, что стою на перепутье. Дела в мастерской шли хорошо. Паскуаль мог бы уехать из Америки, перебраться ко мне, найти работу пастуха здесь. Или я могла бы уехать с ним – сесть на корабль, открыть для себя новый континент. Нужна ли я ему там? Может, его уже кто-то ждет? Танцовщица танго в ярких нарядах или богатая наследница на коне, с волосами цвета пшеницы? Нет, это невозможно, мы созданы друг для друга. Внезапно идея брака показалось мне не такой уж абсурдной. Кто бы не подписался на вечность? Я еле сдерживалась – так мне хотелось разбудить его и снова наслаждаться им до самого рассвета. Что подумает мадемуазель Вера, если я все брошу и последую за ним? Не обидится ли на меня Колетт, если я от всего откажусь? Я едва знала его! Но я его любила.

Слово было произнесено: я влюблена! Может, у меня с мадемуазелями не так уж и много общего? Пусть они решили закончить жизнь в одиночестве, но я же не обязана следовать их примеру. Я напишу свою собственную историю. Проложу свой собственный курс. Вместе с Паскуалем меня ждет новая жизнь.

Я задула свечу. Скользнула к нему под одеяло. В полудреме он поцеловал меня. Я еще не знала, что это наш последний поцелуй.

44

Меня разбудил звук ключа в замке.

Я вскочила. Нельзя допустить, чтобы нас застали здесь вместе!

– Паскуаль! Одевайся, уже…

Пусто.

Кровать была пуста.

– Роза? – послышался голос от входа.

Мяукнул Дон Кихот. На подушке лежал клочок бумаги, вырванный из моего блокнота. Несколько второпях нацарапанных слов. Его ждут на берегу. Корабль отплывает на следующий день. Он был рад повидаться и желает мне удачи. Заканчивалось все страшными словами: «Береги себя».

– Роза, ты здесь?

Я была оглушена.

– У меня отличная идея, Палома! Ты только послушай…

Береги себя.

Свежевыбритый Анри заглянул за ширму. И застыл, изменившись в лице.

В мгновенье ока его взгляд скользнул по лежащей на полу одежде. Помятые простыни. Мои голые плечи.

Я была бледной как смерть.

Паскуаль ушел.

– Что здесь… – запинаясь пробормотал Анри.

Кажется, я услышала, как его сердце покатилось по полу и разбилось на куски. Оно лежало рядом с моим. Расколотое. Вырванное из груди.

«Береги себя». Все равно что «забудь меня» или «живи без меня».

– Роза, как же … как ты могла… как же так?

Голос Анри звучал едва слышно. Он доносился до меня откуда-то издалека. Как в тумане.

Внутри него шла борьба между нежеланием верить в катастрофу и необходимостью смотреть фактам в лицо. Внутри меня кипела та же битва. Та же кровавая битва. Только с другими лицами.

– Анри… – наконец смогла выдавить я.

Он, все еще не веря, качал головой. Речь шла уже не только о нас двоих, но и о мастерской. Обо всем, что мы построили. О наших планах.

Я хотела его успокоить, объяснить, удержать. Но смогла произнести только одно:

– Анри, он ушел.

Как будто это могло все стереть.

Анри снова покачал головой. Опустил плечи, отвернулся. Я вскочила с кровати, натянула рубашку. Побежала за ним.

– Анри, прости меня!

Ледяной пол под моими босыми ногами. На синей стене черно-белые ласточки эхом вторили моему крику.

– Анри! – крикнула я. – Я тебя предупреждаю! Только попробуй уйти, не выслушав меня.

Оцепенение сменилось гневом. Что на меня нашло! Как я могла дать волю таким глупым мыслям? В своих мыслях я выглядела свободной, но в глазах Паскуаля была просто доступной девкой! А теперь еще и в глазах Анри!

Анри остановился. Он стоял ко мне спиной. Слезы навернулись мне на глаза. Я воспарила к небесам. И перепутала любовь с желанием. Приземление было ужасным. Мне было стыдно. Я чувствовала себя униженной. Не могла найти слов, чтобы исправить то, что разрушила.

– Анри, – взмолилась я. – Мы оба нужны мастерской. Ничего не изменилось.

Он обернулся. Его глаза блестели.

– Я люблю тебя, Роза. И даже если для тебя это ничего не значит, для меня изменилось все.

Я покачала головой. Я попала в ловушку. В ловушку его любви. Моего желания. В ловушку! Стоило мне ощутить себя свободной! Раз в жизни сделать то, что хочу, как все рассыпалось у меня на глазах! А ведь это именно он учил меня следовать за своей мечтой! Ничего не бояться!

– Я ничего тебе не обещала, Анри! – крикнула я.

По моей щеке скатилась крупная слеза. Я была в ярости. Почему я должна оправдываться? Я не сделала ничего дурного! А мое собственное горе? Кто-нибудь собирался меня утешить?

– Ты так и не понял, что я никому не принадлежу! Анри, я не принадлежу тебе и никогда не буду принадлежать! Как я должна сказать это, чтобы ты услышал?

Жесткая атака. Прямая. Мои слова вонзались в него как отравленные стрелы. Они разрушили нашу дружбу. Растоптали остатки его надежд. Разбили наши мечты. Уничтожили наше будущее.

Анри кивнул, ошеломленный. Он услышал меня. Он возвращал мне мою свободу. Он надел шляпу и ушел.

45

– Он вернется. Дай ему время.

Колетт не волновалась. Анри расстроился, но он это переживет. Главным предметом ее интереса был Паскуаль. Какой он? Хороший ли он любовник? Колетт сокрушалась, что не познакомилась с ним, и хотела знать все.

– Любовь как лошадь, Палома! Когда падаешь, нужно поскорее вернуться в седло.

Колетт знала толк в любовных разочарованиях. И что-то мне подсказывало, что ни один из тех мужчин, с которыми она встретилась в Стране Басков, так и не смог загладить сердечную боль от ее парижской любви.

Но она была права. По крайней мере, я так думала. Нужно было двигаться дальше. В конце концов, как говорила мадемуазель Вера, случилось и кое-что хорошее. Я наконец-то узнала, что такое чувственное наслаждение. И явно больше не собиралась от него отказываться.

Конечно, это следовало отпраздновать.

Как-то раз, путешествуя с Люпеном, маркиза познакомилась с одной семейной парой. Автомобиль мадемуазель Веры сломался километрах в пятнадцати от Молеона. Марсель копался в двигателе, пытаясь завести его, но так и не смог. Шел проливной дождь, и Люпен вызвался сходить за помощью. По дороге он и встретил месье и мадам д'Арампе.

Супруги, которым было за пятьдесят, оказались приветливыми и дружелюбными. Они были богаты, очень богаты. Потомки знатного баскского рода, они владели красивейшим домом на холме. Роскошный особняк, затерянный среди сельских пейзажей. Они обожали устраивать приемы и вечеринки, на которые съезжался весь Биарриц в поисках развлечений. Принцы крови и короли финансов, великие художники и простые смертные – все они охотно оставляли огни побережья ради этого дома в самом сердце провинции Суль. Они стекались на приемы месье д'Арампе, который стремился открыть для них душу Страны Басков.

В тот день д'Арампе разослали приглашения на званый ужин. На «маленькую скромную вечеринку» они пригласили нескольких друзей, которые были проездом в этих краях.