📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгФэнтезиХозяйка Империи - Раймонд Фейст

Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 240
Перейти на страницу:

Всю луговину, насколько мог охватить взор, заполняли застывшие в ожидании воины. Их было такое множество, что шлемы и копья не поддавались счету. Все замерло, лишь ветер шевелил перья офицерских плюмажей — не только зеленого цвета Акомы, но, казалось, и всех цветов радуги. Однако затишье было обманчивым. Каждый боец в доспехах клана Хадама был готов в любую секунду исполнить приказ своего полководца, как только прозвучит призыв чести.

В своих парадных доспехах Мара казалась изваянием из нефрита с бесстрастной маской вместо лица, как и полагалось цуранскому полководцу; но осанка госпожи порождала у окружавших ее советников странное ощущение хрупкости этого незыблемого фасада — как будто жесткая оболочка внешнего безразличия была последней препоной, сдерживающей бушевавшие внутри чувства. В ее присутствии все разговаривали и двигались осторожно, словно случайный жест или неверно произнесенное слово могли пробить брешь в ее самообладании и безрассудная ярость, однажды уже выплеснувшаяся на властителя Джиро, вновь вырвется на волю, сметая все преграды.

Сейчас, имея под командованием огромную, готовую к наступлению армию, Мара походила на надвигающуюся грозовую тучу, — не угадаешь, когда засверкают молнии. Официальное объявление войны означало конец хитростям и двоедушию, коварству и недомолвкам… просто ударить в чистом поле по врагу, чье имя оглашено на церемонии в храме Джастура.

Напротив войск клана Хадама реяли знамена клана Ионани. Подобно Маре, властитель Джиро с полководцем своего клана сидел на вершине противоположного холма. Преисполненные гордости, как и подобало при их знатном происхождении, они и не помышляли прощать властительнице Маре попрание чести. За плотно сомкнутыми рядами воинов Ионани над штабным шатром развевался древний ало-желтый боевой стяг рода Анасати; рядом расположился черно-зеленый шатер властителя Тонмаргу, полководца клана Ионани. Порядок размещения цветов символизировал вековой завет: на оскорбление, нанесенное дому Анасати, ответит весь клан, не жалея ни своих, ни чужих жизней.

Настоящему цурани смерть не страшна — жить в позоре, прослыть трусом хуже смерти.

Глаза Мары зорко примечали каждую подробность, руки были неподвижны. Недоступны были ее мысли, замкнутые в холодном мире, куда никто — даже Хокану — не мог проникнуть. Она, всегда отвергавшая войну и убийство, ныне, казалось, рвалась навстречу разгулу насилия. Пусть кровопролитие не вернет ей сына, но, быть может, в пылу и угаре боя она хотя бы избавится от неотвязных мыслей. Боль и горе отпустят ее только тогда, когда Джиро из Анасати обратится в прах.

Она была подобна туго натянутой струне, и Хокану понимал, что нет сейчас таких слов, которые могли бы принести ей облегчение. Он просто оставался рядом, спокойный и надежный, умеряя — там, где можно, — резкость ее решений.

Наступит день, Мара очнется и смирится со своим горем. Но пока время не начнет залечивать ее раны, его дело — быть ей нерушимой опорой.

С истинно цуранской невозмутимостью Хокану следил взглядом за тем, что происходило в отдалении: группа воинов, отделившаяся от рядов клана Хадама, приблизилась к стану Ионани. Их возглавлял Люджан в сверкающих на солнце доспехах; верх офицерского плюмажа горел на свету изумрудным огнем. Бок о бок с ним шагали подчиненные ему старшие офицеры — Ирриланди и Кенджи, а сзади, согласно рангу, — военачальники других родов клана Хадама. Шествие замыкал писарь, обязанный слово в слово занести в специальную книгу обмен речами, когда, Согласно традиции, в центре поля, избранного для битвы, встретятся командующие обеих сторон. В ходе переговоров надлежало установить границы боевых действий, время начала битвы и возможность, если таковая существует, предложения и принятия пощады. Впрочем, о последнем Мара и слышать не желала.

Ее ничуть не волновала судьба семей, входящих в клан Ионани. Пусть побеждают или гибнут вместе с Джиро — не ей же одной испытывать на своей шкуре жестокости Игры Совета.

— Никакой пощады, — отчеканила Мара, когда Кейок, ее военный советник, затронул этот вопрос.

Теперь все точки расставлены, ставки сделаны. Никто не может оспорить слово Мары — слово предводителя клана. Хокану обвел взглядом круг придворных Мары — чтобы самому укрепиться духом и заодно узнать настроение присутствующих. Кейок, облаченный в доспехи, явно чувствовал себя куда более уверенно, чем в одеянии советника, предписанном ему по должности. Сарик, сражавшийся до своего возвышения в армии Акомы, также был одет в доспехи. В преддверии боя он чувствовал бы себя голым, если бы его спину прикрывали только тонкие шелка.

Старый Инкомо остался верен привычной одежде. Он — лучше управлявшийся с пером, чем со столовым ножом, — стоял засунув руки за пояс; его морщинистое лицо застыло от напряжения. Хотя на своем веку он успел навидаться всякого, Инкомо не приобрел навыка к насилию. Призыв Мары к клану был не из тех поступков, какие совершают люди в здравом уме, и, поскольку до сей поры она была живым воплощением доброты и рассудительности, ее нынешняя ожесточенная решимость исполнить цуранский ритуал возмездия повергала его в ужас. Но годы пребывания на посту советника Минванаби научили его сдерживать свои чувства.

Только от воли богов зависела сегодня судьба Акомы и ее сородичей из клана Хадама, равно как и судьба их подданных — всех до единого.

Зазвучали фанфары, взмыл над лощиной рев изогнутых рогов. Барабаны выбивали дробь, пока парламентеры Ионани и Хадама, повернув каждый в свою сторону, шли обратно к войскам. Затем темп музыки ускорился; Люджан занял свое место в середине передних рядов, Ирриланди и Кенджи — на правом и левом флангах; другие офицеры возглавили войска домов клана. На утреннем солнце сверкнули щиты и копья, и волна ярких отблесков пробежала по всему простору луговины, когда тысячи воинов выхватили мечи из ножен.

Геральдические знамена хлопали при порывах ветра, и на крестовинах развевались красные вымпелы во славу Туракаму, бога смерти, чье благословение испрашивалось для предстоящего кровопролития. Жрец Красного бога ступил на узкую полосу земли, разделявшую враждебные армии, и запел молитву. Слова молитвы подхватили воины, и разом вознесшийся к небесам звук тысяч голосов ударил по ушам, словно гром в преддверии катастрофы. Около жреца стояла закутанная в черное жрица богини Сиби, кто есть сама Смерть. Присутствие жрицы, состоявшей на службе у старшей сестры Туракаму, подтверждало, что нынче многим суждено принять смерть. Жрец закончил заклинание и подбросил в воздух пригоршню красных перьев. Он поклонился до земли, затем приветствовал жрицу богини смерти. Но вот священнослужители удалились, и тогда на смену размеренному — хотя и могучему — речитативу пришел оглушительный хаос воплей и брани. Враги принялись поносить друг друга через разделяющее их пространство. Бросались непростительные оскорбления — так подтверждалась готовность биться до конца, готовность победить или умереть, как того требовала честь. Эти яростные выкрики были необходимы каждому, чтобы подбодрить себя и лишний раз увериться, что ни один воин не поддастся позорной трусости. Цуранский кодекс чести был неумолим: право на жизнь добывается победой, иначе бесчестие потянется из этой жизни в следующую, обрекая малодушных на жалкое существование.

1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 240
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?