Шебаршин. Воспоминания соратников - Валерий Поволяев
Шрифт:
Интервал:
Мы встречались с Вольфом нечасто. Находясь в Москве, он отрывался от германских дел и мог высказывать только общие соображения. Они были, как правило, интересными, но Вольфа все больше и больше поглощали собственные дела, а меня захлестывали события. Разведка работала с максимальным напряжением, хотя интерес в верхах к ее информации не увеличивался.
До нас стали доходить сведения о том, что бывшие разведчики в Восточной Германии проявляют недовольство Вольфом, считая, что он стал слишком много говорить прессе. Его упрекали в том, что, зарабатывая хорошие деньги на книге и публичных выступлениях, он не оказывает помощи бывшим подчиненным и коллегам. Вольфу эти претензии были известны, они его беспокоили, он ни в коем случае не хотел терять свое доброе имя среди разведчиков. Не знаю, что удалось ему сделать, но желание Вольфа помочь товарищам было очевидным.
Последний раз мы виделись с Вольфом в конце августа 1991 года. Бывший председатель КГБ Крючков уже находился в заключении. Новый председатель, бывший кадровый партийный работник, Бакатин энергично громил Комитет госбезопасности и разведку, разгонял профессионалов, проводил непродуманные реорганизации. Он действовал с некомпетентностью и пылом человека, который только что был обращен в новую религию и доказывал свою преданность ей сокрушением старых идолов, настроение в Комитете было тяжелым.
Говорить нам с Вольфом было не о чем. Он сказал, что едет в Германию, твердо зная, что будет арестован, но рассчитывает на относительно скорое освобождение. Я не мог предложить ему приемлемой альтернативы. Оставаться в Советском Союзе было бы безумием.
Новое руководство КГБ не только не взяло бы под защиту своего бывшего соратника, но выдало бы его, даже не дожидаясь запроса германской стороны. О пребывании в СССР на нелегальном положении разговора не было — бессмысленность такого решения была очевидной. Мы пожелали друг другу удачи, выразили надежду на то, что когда-нибудь увидимся, и расстались.
Сейчас, в мае 1992 года, на моем столе лежит новая книга М. Вольфа «По собственному заданию», напечатанная в Москве совсем недавно. Мне еще предстоит ее прочитать.
Разведчиков преследуют
Ситуация с Вольфом не была трагичной. Он давно отмежевался от МГБ, не скрывал своих реформаторских настроений и в какой-то мере даже мог выглядеть жертвой старых порядков. Доход от издания книги был достаточен, чтобы прибегнуть к помощи квалифицированных адвокатов. Маркус чувствовал себя спокойно. Его менее известным коллегам приходилось гораздо хуже.
Бывшие разведчики оказались в положении побежденных в оккупированной стране. Власти получили ценную информацию о работе Главного управления «А» от тех, кто перешел на их сторону — Буша, Ройча, Карла Гроссмана, Луса, — и использовали ее для давления на оставшихся. Допросам подвергались все бывшие сотрудники. Еще в конце 1990 года на многих из них были заведены уголовные дела и предъявлены обвинения по статье 99 Уголовного кодекса ФРГ, предусматривающей наказание до 15 лет тюремного заключения за шпионаж.
Кампания против бывших разведчиков была многоплановой и носила отчетливую окраску мстительного торжества победителей. Немаловажная политическая цель преследования заключалась в том, чтобы не позволить преемнице СЕПГ — партии демократического социализма — сохранить позиции в восточногерманском обществе. Отчетливо проводилась мысль о том, что с ведома СЕПГ восточногерманские разведчики занимались шпионажем в пользу Советского Союза. Нас в ПГУ это обвинение в адрес немецких коллег приводило в ярость: мы знали подлинный смысл нашего сотрудничества, его равноправный характер. Нам было известно, что БНД поддерживает теснейшие контакты с ЦРУ США и обменивается с американцами разведывательной информацией, но можно ли обвинять западногерманскую разведку в шпионаже в пользу США? Воистину, горе побежденным!
Был, говоря профессиональным языком, и серьезный оперативный смысл в моральном терроре против бывших разведчиков: власти любой ценой стремились вскрыть агентуру Главного управления «А» в западногерманских учреждениях и НАТО. Гроссмана и его коллег неоднократно обещали оставить в покое при одном условии — они должны раскрыть свою агентуру. Насколько мне известно, они держатся стойко. Я низко кланяюсь им: нельзя ни при каких обстоятельствах предавать людей, доверивших свои жизни нам, разведчикам.
Преследование бывших разведчиков вызвало расхождения в политических и правительственных кругах Германии, но сторонники разумного решения — прекращения гонений, скажем, путем объявления общей амнистии — оставались в меньшинстве. ХСС, ХДС, влиятельные элементы СДПГ жаждали мести.
Руководство КГБ, его сотрудники тяжело переживали судьбу своих восточногерманских товарищей. Близко к сердцу принимал все происходящее председатель КГБ. Однако наши возможности были ограничены. Советская сторона не проявила реальной заботы о своих союзниках ни при заключении договора с ФРГ, ни при его ратификации. Мы добивались, чтобы Горбачев прямо поставил вопрос о недопустимости преследования разведчиков на очередной встрече с Колем. КГБ был готов гарантировать, что он не использует ни сотрудников, ни агентуры восточногерманских спецслужб. Насколько мне известно, президент СССР обошел этот вопрос. Комитет получил разрешение Горбачева принимать в Советском Союзе на постоянное проживание лиц, подвергающихся преследованиям за работу в разведке ГДР. Практического значения это не имело — желающих довериться разваливающейся на глазах великой державе не нашлось.
Хонеккер в Москве
В мае 1991 года в Москве оказался, однако, восточный немец номер один — Э. Хонеккер и его супруга. Его прибытие не было полной неожиданностью, в советских руководящих кругах муссировался вопрос о необходимости какого-то жеста в сторону прежних союзников, демонстрации твердости, преданности если не политическим, то человеческим обязательствам. Видимо, слова ушедшего в отставку Шеварднадзе о тех, «с кем мы делили хлеб и соль», все же не были пустым звуком: многих деятелей Кремля и Старой площади беспокоила мысль о вчерашних соратниках — расстрелянном Чаушеску, отданном под суд Живкове, преследуемых Хонеккере и Мильке, загнанных в угол Биляке и Якеше. Можно допустить, что задумывались они при этом и о собственной участи.
Решение о вывозе Хонеккера из советского военного госпиталя советским военным самолетом готовилось где-то в высших сферах и утверждалось Горбачевым. От наших неофициальных контактов на Смоленской площади прошла невнятная информация о том, что канцлер Коль якобы дал понять, что перемещение Хонеккера в Союз было бы приемлемым для германской стороны выходом из складывающейся вокруг бывшего лидера ГДР ситуации. Наши источники в Германии такими данными не располагали.
Начальник ПГУ узнал о том, что Хонеккер уже в Москве, по телефону от Крючкова, который распорядился обеспечить его пребывание силами моей службы. Я буквально взмолился: разведка не имела никакого отношения к Хонеккеру, и Хонеккер не имел отношения к ней. В чрезвычайно сложном положении находятся не только наши германские коллеги, но и сам Комитет государственной безопасности. Сведения о том, что Хонеккер находится на попечении Первого главного управления КГБ, неминуемо станут достоянием гласности (общество уже вступило в период всеобъемлющей открытости и всеобщего предательства), убеждал я Крючкова, и последствия для наших интересов могут быть самыми неприятными.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!