Однажды я выберу тебя - Эмма Скотт

– Да, конечно.

Я затаил дыхание, гадая, есть ли у Эдварда еще вопросы. Но он лишь бормотал проклятия, пока мы с Роберто собирали его для поездки на задний двор. Мы надели на него рубашку поло, шорты и белую бейсболку с вышитым спереди красной нитью логотипом «МФ».

Когда Эдвард уже сидел в инвалидном кресле, я склонился над ним с баночкой солнцезащитного крема.

– Я сам, – проворчал он.

Я протянул ему баночку, но он лишь опустил ее на колени, а потом попытался поднять дрожащими пальцами.

– Черт побери! – Внезапно он обмяк в кресле и закрыл глаза.

– Я понял, мистер Марш, – тихо проговорил я, нанося защитный лосьон на его нос и щеки.

«Этот «педик» не даст вам обгореть».

Я подумал о том, как мыл его губкой и менял грязные простыни. Что бы сделал Эдвард, если бы его подозрения насчет меня подтвердились?

«Ничего. Он не сможет ничего сделать. Иначе я просто засужу его за дискриминацию».

Только теперь стоит быть осторожней. Если он узнает, что я гей, то может выдумать что-нибудь о неподобающем поведении.

«Черт».

Мы отвезли Эдварда к креслу-подъемнику на черной лестнице, потом спустили на задний двор. Если место, где растет настоящий лес, вообще уместно назвать «задним двором». Вокруг очага и гриля, больше похожего на произведение искусства, тянулась идеально чистая цементированная площадка. Возле огромного бассейна стояли набивные шезлонги.

Эдди Марш в старомодном купальном костюме, напоминающем черно-белый полосатый комбинезон, плавал у дальнего края. Неподалеку, с нашей стороны бассейна, на одном из множества удобных шезлонгов расположился Сайлас.

«Да, вот он. Мой добрый друг. Старина Сайлас».

Внешне я сохранял невозмутимость. Внутри же напоминал себе Леонардо Ди Каприо, нервно грызущего костяшки пальцев[14].

На Сайласе были лишь длинные черные купальные шорты с белым шнурком и темные очки. Рядом на столе виднелась бутылка с водой, не из дешевых. Будто бы задавшись целью еще сильнее помучить меня, он читал книгу. «Преступление и наказание» Достоевского. Он прочел уже больше половины.

«Как будто недостаточно просто быть безбожно привлекательным».

Солнечный свет омывал его, очерчивал линии тела, заставляя светиться безупречную бронзовую кожу, играл в золоте волос. Сайлас казался ослепительно красивым. Я отвел глаза, но было уже слишком поздно. Данные самому себе обещания рассыпались прахом. Глупое, одинокое сердце уже угодило в неприятности.

Я завез Эдварда под зонт в нескольких шагах от сына. Роберто, увидев, что мы устроились, ушел в дом, чтобы ответить на звонок по мобильному.

– Приветствую, папа! – помахав рукой, крикнул Эдди с дальнего конца бассейна. – Превосходный день для купания. Ваше здоровье, мистер Кауфман. Рад вас видеть, сэр.

– Здравствуй, Эдди. – Я закашлялся. – Сайлас.

Сайлас кивнул, один раз.

Не обратив внимания на плескавшегося в бассейне старшего сына, Эдвард взглянул на младшего.

– Почему ты не в офисе?

– Сегодня суббота, – пояснил тот. – А субботы я провожу с Эдди.

– Как дела с акционерами?

– Пришлось сказать им, что ты отдыхаешь. Пока мы получаем прибыль, они вполне довольны. – Сайлас поерзал в шезлонге. Под плоскостью грудных мышц резко обозначились точеные линии идеального пресса. – Нам нужно кое-что обсудить, чуть позже.

– Что? Стратегию маркетинга? Я же просил тебя не вмешиваться.

– Мы поговорим об этом позже.

– Да неужели? Теперь ты отдаешь приказы? Мы можем поговорить прямо сейчас.

– Если вам нужно что-то обсудить наедине, я могу уйти, – вмешался я.

Эдвард взглянул на меня, потом на Сайласа. И вновь на меня.

– Ты спрашиваешь меня? Или моего сына?

Сайлас стиснул зубы, и, кажется, я заметил, как он чуть качнул головой, словно бы говоря «нет». Почти неуловимо.

– Не знаю. Обоих. Того, кто…

– Ага, – проговорил Эдвард. – Не проси у него разрешения. Спрашивай меня.

– Конечно.

Эдвард все еще смотрел на меня. Потом обернулся и громко сказал:

– Сайлас, ты слышал последние новости? Голливудский педик заявляет, что стал жертвой преступления на почве ненависти. Кто-то плеснул в него красным напитком… как уж он называется? Слаш[15]. Весь его прелестный наряд забрызгали слашем.

На улице стояла тридцатиградусная жара, но у меня по коже побежали мурашки.

– Правда? – спокойно спросил Сайлас, лицо за стеклами темных очков казалось непроницаемо-бесстрастным.

– Да. И что ты об этом думаешь?

– Ничего, – проговорил он, уткнувшись в книгу.

– Это во всех новостях, – продолжил Эдвард. – Просто смешно. К счастью, нам о подобном больше не стоит беспокоиться.

Руки Сайласа сжимали книгу, на обложке которой виднелась мрачная фигура человека, запертого в тюрьме.

– С другой стороны, твой брат… – Эдвард покачал головой, обводя взглядом необъятные просторы поместья и ныряющего в бассейне Эдди. – Какой позор. Такой огромный потенциал. И все впустую.

– Ладно, пап, – проговорил Сайлас. – Брось это.

– Мы хорошо сделали, скрыв его от взоров общественности. А ты… – он неопределенно махнул рукой в сторону Сайласа. – Легко отделался. Так ведь?

– Папа, – с укором произнес Сайлас, садясь.

Они уставились друг на друга. Отец буравил сына холодным взглядом, от которого у меня мурашки побежали по коже. Я вдруг ощутил себя солдатом на поле боя, вокруг которого со всех сторон свистели снаряды.

– Как Фейт? – вдруг спросил Эдвард. Приветливо. – Ты уже давно ее сюда не привозил.

– Прекрасно, – проговорил Сайлас, вновь укладываясь на шезлонг.

«Фейт, – подумал я, морщась, словно от удара в живот. – Отлично».

– Нужно в ближайшее время пригласить ее на ужин, – продолжал Эдвард. – Она ведь скоро станет частью семьи. Приличия. Мораль. Семейные ценности. Вот что важно. Всегда.

Воцарилось недолгое молчание. Сайлас, бронзовое великолепие в сияющем солнечном свете, сейчас больше всего напоминал статую.

– Жарко, – проговорил я, обращаясь к Эдварду. – Принесу воды.

Я ушел прежде, чем он смог меня остановить. Оказавшись в кухне для персонала, я открыл холодильник и подставил лицо холодному воздуху.