Замуж за шейха - Кэрол Грейс

Даже если бы ей не был понятен подтекст вопроса, тяжелый, жаркий взгляд его темных глаз не оставлял сомнений. В их глубине плескалась раскаленная добела лава. Ей стоило попридержать язык и не задавать столь провокационный вопрос, особенно если все пути к отступлению отрезаны. Бен наклонил голову и замер в сантиметре от ее губ. Она почувствовала теплое дыхание с едва уловимым запахом кофе, представила, как его язык вторгается в ее рот, сплетается с ее языком в призыве разделить любовную игру.

Эмили не могла говорить, не могла дышать. Она томительно ожидала его поцелуя. Но к такому поцелую она оказалась не готова. Не готова к его неистовой страстности и глубине. Эмили никогда не думала, что в поцелуе можно испытать чувство полной принадлежности другому человеку. Его губы творили чудеса, они дарили и порабощали… Эмили смутно заметила, что Бен бросил на пол свой бритвенный набор, чтобы освободить руки, а полотенце снова развязалось и упало на пол. Его руки гладили ее спину, затем спустились и легли на ягодицы. Резким движением он прижал Эмили еще крепче, и она почувствовала, как его восставшая, пульсирующая плоть упирается ей в живот.

Сейчас их разделял только крохотный лоскут тонкого шелка. Коротенькая ночная рубашка была ее последним оборонительным рубежом. Стоит ему пасть, и она погибнет. Если это случится между ними, обратного пути не будет. Ни гордость, ни здравый смысл не заставят Эмили в конце года спокойно уйти из жизни Бена. Значит, она должна бежать с поля боя, пока не стало слишком поздно.

Она высвободилась из его объятий и отступила назад. Шаг, еще шаг… Наконец Бен сообразил, что все закончилось. Его лицо превратилось в непроницаемую маску.

— Спокойной ночи, Эмили, — произнес он. Она уловила нотку горечи в его голосе. А может, это было просто разочарование? Или уязвленное мужское самолюбие?

Не в силах вымолвить даже ответное пожелание, Эмили закрыла дверь спальни.

Когда на следующий день они вернулись в Сан-Франциско, то обнаружили, что семья Бена все еще гостит в его апартаментах. Бен с трудом смог скрыть огорчение и разочарование. Он мечтал разделить возвращение домой с Эмили, и только с ней. Ему было очень важно, чтобы она почувствовала себя здесь дома. Но его квартира была полна людей, музыки и смеха, пропитана ароматом экзотических восточных специй. Бен даже не успел достать из кармана ключи, как дверь распахнулась и старый шейх крепко обнял и расцеловал их прямо на пороге.

Он объяснил им, что семья намеревалась улететь домой еще накануне, но их самолет задержался, поэтому они улетят завтра. Дяди, тети, племянники и племянницы приносили свои извинения и выражали надежду, что не очень помешают новобрачным.

Бен видел на лице Эмили улыбку и слышал ее заверения в том, что они очень рады застать всю семью в сборе, но понимал, что улыбка эта вынужденная. Она погасла окончательно, когда Эмили увидела, что ее спальня оккупирована тремя кузинами Бена. А главное, Бен ничего не мог поделать — это был тот редкий случай, когда ситуация вышла из-под его контроля. Не мог же он настаивать, чтобы освободили спальню его жены, поскольку они не спят вместе.

Он решил успокоить Эмили и сказать, что ей ничего не грозит. Она многократно давала ему понять, что не хочет спать с ним, и он не будет настаивать. Бен наблюдал, как отец заносит чемодан Эмили в его спальню и ставит рядом с чемоданом Бена.

Эмили не сердилась, у нее на это просто не было сил. Ей хотелось уединиться в спальне, упасть на кровать и беспробудно проспать неделю. Но этого нельзя себе позволить, особенно когда семья Бена так неподдельно рада их видеть, так заботлива и приветлива с ней, Эмили. Мать Бена на кухне собственноручно готовила для молодоженов ягненка в виноградных листьях и настоящую халву. Эмили бесцельно побродила по квартире, но спрятаться было негде. Наконец она забрела на кухню и предложила свою помощь, но мать Бена отправила ее отдыхать.

Обед был шумным и веселым. В другой ситуации Эмили получила бы удовольствие оттого, что двенадцать человек, любящих друг друга, собрались за семейным столом. Слышалась арабская и английская речь, каждый старался вовлечь Эмили в разговор, чтобы она почувствовала себя членом семьи. От этого ей становилось только хуже. Что скажут все эти чудесные люди, когда Бен объявит им о разводе?

В конце концов Эмили не выдержала и, извинившись, улизнула в спальню. Она стояла у окна, наблюдая, как сумерки окутывают Сан-Франциско, когда в спальню вошел Бен и запер дверь.

— Извини, Эмили, — тихо попросил он. — Я даже подумать не мог, что они все еще здесь. Если бы мог, я бы лег на кушетке, но…

— Но ты не можешь, я понимаю. Твои родители сразу заподозрят неладное. Я вижу, твоя женитьба очень много значит для них. И мне жаль, что… — Ей было жаль, что их брак ненастоящий; что Бен не нашел женщину, которую полюбил бы, захотел иметь от нее детей и вместе состариться.

— Чего тебе жаль?

— Неважно. В любом случае это всего лишь на одну ночь.

— Да, завтра они улетят домой.

— Все нормально, Бен, — заверила его Эмили, садясь на край огромной кровати и сбрасывая туфли. — Твоя кровать очень большая, и места хватит нам обоим.

Бен никак не отреагировал на ее слова — то ли был слишком удивлен, то ли ему было абсолютно все равно. Эмили вспомнила их перелет в Сан-Франциско. Они промолчали всю дорогу, погруженные каждый в свои мысли. Эмили казалось, что Бен сердится на нее за прошлую ночь и жалеет, что вообще с ней связался. Ему не понять, почему в их взаимоотношениях она делает шаг ему навстречу, а потом поспешно отступает на два. Она и сама себя с трудом понимала.

Выйдя из прекрасно оборудованной ванной комнаты, пропитанной запахами Бена — его мылом, его кремом для бритья, его лосьоном, Эмили увидела, что он уже лег. Простыня прикрывала его до пояса, и Эмили с замиранием сердца уставилась на его обнаженную грудь. Все благие намерения разбились вдребезги.

Эмили вспомнила, как восхитительно было прикасаться к темным завиткам волос на его груди, какие они шелковистые на ощупь…

Она быстро потушила свет, легла на краешек кровати и зажмурила глаза. За дверью слышались шаги и приглушенные голоса. Эмили догадывалась, о чем они шепчутся, пусть даже на непонятном ей языке:

— Тебе не кажется, что она выглядит уставшей? Как ты думаешь, она уже беременна?

— Тсс, они могут услышать.

— Она так не похожа на всех его женщин…

— Ахмед, а что, если он не полюбит ее?

— Полюбит, Фарида, обязательно полюбит.

Никогда он меня не полюбит! По щеке Эмили скатилась непрошеная слеза. Потом еще одна. И еще.

— Эмили? — раздался в темноте глубокий, чуть хрипловатый голос Бена. — Ты плачешь?

— Нет, — со всхлипом ответила Эмили и разрыдалась. Сдерживаемое в течение недели напряжение вырвалось наружу потоком слез. От стыда она уткнулась в подушку.