Жизнь мальчишки. Том 2 - Роберт МакКаммон

— Хорошо, — согласно кивнул Джонни, из носа которого обильно текла кровь, а на подбородке сверкала здоровенная ссадина. — Давай, иди сюда.

Гоча рванул в атаку. Джонни сделал молниеносный финт влево. Дэви Рэй рассказывал потом, что смотреть на это было все равно что живьем увидеть в бою самого Кассиуса Клея. Гоча ринулся налево, а Джонни, вложив всю оставшуюся силу в правую руку, врезал прямой в левую скулу противника, от чего голова Гочи жутко дернулась назад. В тот миг, по словам Бена, глаза Гочи закатились так, что видны были только белки. Но у Джонни оставался для Гочи еще один удар Грома: шагнув вперед, Джонни так врезал Гоче по зубам, что все, даже стоявшие в десяти метрах, услышали, как со звуком пистолетного выстрела из суставов Джонни вылетели две костяшки.

Гоча не издал ни звука. Даже не всхлипнул. Просто упал на землю, как большое подрубленное дерево. Так он лежал, истекая кровью. Один из передних зубов выскользнул из его губ, после чего в тяжкой, гнетущей тишине Гоча затрясся и зарыдал.

Никто не предложил ему помощь. Кто-то засмеялся. Кто-то презрительно фыркнул:

— Рева-корова, позови мамочку! Бен хлопнул Джонни по спине. Обняв Джонни за плечи, Дэви Рэй сказал ему:

— Ты показал ему, кто здесь крутой, верно? Джонни стряхнул с плеча руку. Утерев нос тыльной стороной ладони, он крякнул и опустил руку от нестерпимой боли (вскоре доктору Пэрришу придется вставить в выбитые костяшки пальцев две спицы). Родители Джонни зададут ему перцу. Они в конце концов поймут, зачем он столько времени проводил в своей комнате; долгими летними днями он читал книгу за три с половиной доллара, заказанную по почте и присланную прямо из издательства. Книга называлась “Основы рукопашного боя”, автор Шугар Рэй Робинсон.

— Никакой я не крутой, — ответил Джонни и, наклонившись к Гоче, спросил:

— Помочь?

К сожалению, я не был знаком с теорией рукопашного боя Шугара Робинсона. Подо мной был только Ракета, а позади только безжалостный преследователь — Гордо. Когда Ракета внезапно повернул на лесную тропинку, я с ужасом понял, что близится наш последний раунд.

Ракета не слушался тормозов, отказывался даже отзываться на мои отчаянные попытки повернуть руль. Если теперь мой велосипед окончательно спятит, я слечу с него вверх тормашками. Привстав в седле, я приготовился нырнуть в кусты.

Однако когда Ракета прорвался сквозь кущу деревьев на опушке, направо от нас открылась большая прогалина, полная подлеска, кустов и всяческого мусора, и со скоростью, от которой волосы поднялись дыбом у меня на затылке, мой велик понесся прямиком туда.

Мне показалось, что я пронзительно заорал. Я точно намочил штаны и так крепко вцепился в руль, что кисти у меня болели после этого еще дней пять.

Содрогнувшись так, что зубы у меня жутко щелкнули, а позвоночник превратился в прут, готовый переломиться, Ракета приземлился на другой стороне поляны, удачно перемахнув мусорный овраг. Этот прыжок обошелся недешево и самому Ракете: его рама загудела, покрышки заскользили по ковру из листьев и сосновых игл. Мы с ним, обессилев, рухнули на землю. Я видел, как рвется ко мне сквозь путаницу кустов и кучи мусора Гордо, как перекосилось от страха его лицо, когда он наконец увидел, что перед ним нет дороги, что впереди только глубокий овраг с разной дрянью на дне. Гордо нажал на тормоза, но скорость его была слишком велика, чтобы остановиться вовремя. Заскользив на боку, черный велосипед Гордо утянул вниз своего хозяина; по пути он перевернулся и в конце концов упал на кусты полыни и чертополоха.

Овраг вовсе не был так глубок. Там совсем не торчали шипы и колючки и почти не было острых корней. Гордо мягко приземлился на кучу дикого винограда и прочей растительности; ниже под растениями, по счастью, оказались драные подушки, крышки мусорных баков, несколько алюминиевых коробок от сладких пирогов, рваные рубашки, носки, ковры и все такое прочее. Гордо с минуту побарахтался в путанице дикого винограда, пытаясь выбраться из-под своего черного велосипеда. Он был не из тех, кто позволял собой помыкать.

— Жди меня наверху, маленький урод. Жди меня там, если жизнь дорога…

Внезапно он вскрикнул от страха.

Потому что в овраге он был не один, там был кто-то еще.

Гордо приземлился прямо на голову этого кого-то, когда оно поедало остатки кокосового крема из коробки, украденной с подоконника кухни близлежащего домика не более получаса назад.

Это был Люцифер, который совершенно не желал делиться сокровищами из своей мусорной кучи, и он был очень, очень зол.

Вскочив на заросли дикого винограда, обезьяна оскалилась и бросилась на Гордо, выпустив из-под хвоста струю жидкого вонючего дерьма.

Гордо оставалось только бороться за свою жизнь. Зловредная обезьяна впилась в его щеки, руки и уши так больно, что кожа там мгновенно покрылась синяками, потом почти оторвала Гордо палец. При этом она верещала, как иерихонская труба, и воняла, что авгиевы конюшни, не желая покидать свой любимый овраг и убираться восвояси. Спастись бегством решил сам Гордо; но Люцифер не отставал ни на дюйм. Он несся позади пришельца в свой мусорный мир, вереща, плюясь и испражняясь. В один высокий прыжок оседлав голову Гордо, Люцифер вырвал оттуда клок обесцвеченных волос; он напоминал слона, оседлавшего императора.

Я поднял Ракету и забрался в седло. Мой велик вновь стал послушным, его боевой дух испарился. Пока я пробирался вокруг оврага в поисках тропинки, я с содроганием представил, на кого будет похож в ближайшие дни Гордо, какой станет его рожа, искусанная Люцифером и изъеденная ядом дикого плюща, из зарослей которого Гордо пришлось выпутываться как из объятий самого зла. Он превратится в ходячего урода. Если, конечно, он сможет ходить после подобного приключения.

— Ты, парень, знаешь свое дело, — сказал я Ракете.

Побежденный черный велосипед остался лежать на дне оврага. В любом случае на то, чтобы отмыть его, после того как его достанут оттуда, придется извести не один флакон шампуня.

Я покатил обратно. Драка в школьном дворе уже закончилась, но три человека все еще бродили по школьному двору. Один из них держал под мышкой коробку для рыболовной наживки.

Мы разыскали и собрали большую часть наконечников для стрел. Но не все. Около десятка оказалось втоптано в землю. Так сказать, пошли в жертву. Среди них был и гладкий черный наконечник вождя Пять Раскатов Грома.

Из-за пропажи наконечника Джонни заплакал. Он сказал, что не станет больше его искать, потому что такая, видно, у него судьба. Он сказал, что если не он, то кто-нибудь другой наверняка найдет его, лет этак, скажем, через десять — двадцать или того больше. Как бы то ни было, наконечник Пяти Раскатов Грома потерян для него навсегда. Джонни был его хранителем на короткое время, до тех пор пока наконечник не оказался нужен вождю на его поле Счастливой Охоты.

Мне всегда было интересно, что именно имел в виду преподобный Лавой, когда говорил о “чести”. Теперь я это понял. Отдать что-то, что тебе дороже всего на свете, и чувствовать себя от этого счастливым, вот что означает “честь”.