По фактической погоде (сборник) - Наталия Ким

З. У нас нету, был точно, но взяли одни там в другой садик. Могу тебе их телефон дать, которые в том садике, скажешь, от Венеры Васильевны, это свекровь бывшая…

В (ржущие смайлики).

Ж (блюющие смайлики).

А. …З, спасибо, какая-то прям сверхсложная комбинация…

И. А вам срочно?

А. Я ж написала – к 25 декабря!!!

И. Католическое Рождество… странно, зачем…

К. Могу попробовать сшить. Я, правда, на детей не шила еще никогда…

А. Спасибо, К, не надо, я надеюсь все же найти!

К. Прости, нету. Извини, что не смогла помочь…

А. Спасибо!!!

К. У нас че-то никогда ничего нету полезного… прости…

Л. Слушай, А, ты давай беги из этого садика, знаю я, там вечно одни тупые зайчики, ваще сплошной совок, переходите к нам, у нас ставят на новый год «Поллианну»…

А. Так у вас платно же!

Л. И что? Тебе денег на ребенка жалко, на мозги его?

В. Угу, а свежий воздух из Швейцарии в канистрах вам не завозют?

Л. Воздух не завозят, зато бассейн нормальный, конюшня, своя пекарня…

А. Девочки!!! ну что мне, на «Авито» идти, нету правда ни у кого?

Ж. У меня есть, но это антикварная вещь – прошлого века костюм.

А. Не, ну это я нет.

Ж. Так я бы и не дала.

А. А зачем вообще говорить тогда?!

Ж. Вы тоже неадекватная, извините.

В (гомерически гогочущие смайлики).

М. А, детка, я куплю, не волнуйся.

А. Мама!!! ну что ты тут делаешь, я же просила!..

М. Я так и думала, что ты не сможешь ничего сделать ребенку вовремя, вот, лишний раз убедилась.

И. М, мне кажется, вы нарушаете сейчас личные границы А.

М. Уважаемая И, я как-нибудь разберусь с нашими семейными делами без вас, уж простите.

И. А, ну понятно всё с вами.

М. Я счастлива.

И. На здоровье.

А. Всем спасибо, я нашла на «Авито».

М. Деньги только тратить. Небось дранье какое-то. Может, с покойника.

В. Ага, надо новый.

М. А я о чем.

А. Мам, все!!!

Н. Привет, А! У нас есть, гляди! (фото)

А. О, ну отлично, спасибо, завтра притащите?

Н. Только, пожалуйста, 500 р в день, это прокат!

А. Фу, блин. Не надо тогда.

М. Угу, лучше за 2 тыщи – и ношеное. И еще неизвестно кем. И в каком состоянии.

В. Ага, надо новый!

О. У нас нет!

А. Короче, все, спасибо, я разобралась.

М (возмущенные смайлики).

П. А какой тортик?

А удаляет чат.

Личное сообщение. «Привет, слуш, я видела, тебе типа на корпоратив костюм ослика? У меня есть кигуруми, но только зебра. Надо?»

Девочка-подросток со всеми своими прыщами и полуосознанной сексуальностью сидит и точит слезы в зеленую тетрадку с клеенчатой обложкой, в дневник. Она боится вслух, потому говорит, бесконечно письменно говорит сама с собой об объекте, объектах, это заменяет ей общение. Она исписывает пять страниц в клеточку в каждой строчке скачущим, пинг-понговым почерком, не дописывает слова, многоточие – главный знак препинания, сейчас все вокруг – одно сплошное многоточие, любая мысль, вздох, просьба к соседу через проход передать ластик. Девочка-девушка часто меняет ручки, набор невелик – черная, красная, зеленая. Только не синяя, синяя – это школа, это липкие столы, разбавленный гадкий кофе, плавленые сырки, заклеенные лаком стрелки на колготках, потный запах в мальчишеской раздевалке, гадкий фиолетовый мешок со сменной обувью с вышитой фамилией, бабушка вышивала, нету больше бабушки, нет любимой, единственной. Стрелами в занозах впиваются в тело чужие глаза, обжигает заспинное хихиканье тех, кто красивее, успешнее, кого съедают взглядом мальчики; она ненавидит их всех, она ненавидит себя. Настольное зеркало отражает лоб в пятнах, угревую сыпь, запекшийся рот – она училась целоваться на апельсинах, садняще болят заеды в углах рта. Она пытается в словах излить всю муку невнятности собственных отношений с телом и с людьми, получается коряво, она повторяется, зачеркивает, плачет. Томление, духота, отупение, запах плохой косметики. Одежда везде натирает и причиняет боль, хочется содрать кожу, хочется выдрать с корнем пальцы, хочется носить темные очки и не видеть лиц. Вид собственной крови успокаивает, поэтому она чертит острием циркуля на ногах и животе пацифики и кресты. В метро любое случайное прикосновение чужих рук, плеч и даже простых кошелок и портфелей может привести к мгновенному рвотному позыву, но при этом наглый взгляд и уверенные подлые пальцы прижавшегося в автобусной давке мужчины почему-то вдруг оказываются сладкими, вызывающими при воспоминаниях восхитительный жар, уши и щеки пылают, кулаки сжимаются, сделать себе больно так просто, так заслуженно. Очень хочется поделиться этим с кем-то, но полная чьими-то полуслучайными телефонами («Ленка Позднякова», «Коля, стадион, красная куртка», «Сережа, брат Зойки с 5-го», «тетя Марина, зубы») записная книжка безнадежна. Бездарность, идиотка, и главное – уродина, уродина! Щипать себя под коленкой, обломанные ногти вонзить в подушечку ладони, так тебе, так!.. И снова еще страницы с повторяющимися заклинаниями и вопросами – кто полюбит меня, пусть кто-нибудь придет и полюбит, пусть, пусть я умру.

В комнату входит мама девочки-подростка и ложится на кровать, подпирая голову рукой. Ей хочется поговорить, ей кажется, что она утрачивает связь с той реальностью, в которой где-то в адском масляном котле варится ее хмурый ребенок. Мама сделала все, что сочла нужным, обеспечив всем, на что была способна. Ей хочется по душам. Девочка мечтает до рези в горле, чтобы мать ушла, немедленно, сию же секунду встала с гребаной кровати и закрыла за собой дверь. Но девочка понимает, что так нельзя, что любое пожатие плечом или гримаса неудовольствия вызовет цунами, в котором она бесславно сгинет, захлебнувшись в материнских воззваниях к совести, упреках в неблагодарности. Только бы не сорваться!.. И девочка сдерживается из последних сил, если все обойдется, то она скоро сможет опять бесконечно перечитывать дневник, отыскивая на страницах какие-то признаки приязни к себе со стороны тех, кого она так желает и так ненавидит… Но мама встревожена, поэтому много говорит, повышая голос к концу фразы. Маме одиноко, у нее давно проблемы с желудком и что-то подозрительное по женской части, в чем так страшно пойти и убедиться, на работе смертная тоска и однообразие, и такая тусклая личная жизнь, состоящая из одноразовых отношений в командировках или чужих квартирах, все женаты, никому не интересна она и ее тревоги, и болезни, и долги, все рассказывают о своих женах, детях, работах, очередях на кооператив или «жигули»… и ей тоже хочется этим поделиться с самым близким человеком – с дочерью, но нельзя, она еще маленькая и не поймет, зато она не может же не ценить, как мать убивается, работая сверхурочно, как достает телефоны лучших репетиторов, врачей, косметологов, портних… Мама делает все, что должна, и мама требует слов благодарности.