Три невесты Черного ворона - Татьяна Рябинина

Я взяла кисть, поднесла к лицу — даже сейчас запах кружил голову. Запоздало поняла, что стою перед ним в одной тонкой полупрозрачной рубашке, но почему-то это совсем не смущало. Словно во сне, страшном и восхитительном, я дотронулась до его перьев, провела по ним рукой.

Если бы сейчас он превратился в человека и остался со мной…

Мысль эта была такой мучительно сладкой, что где-то в самой глубине родился стон, который мне с трудом удалось подавить, не позволить ему сорваться с губ. Но в этот момент Ворон развернул крылья, взлетел и мгновенно растворился в темноте.

Я вытянула руку вперед, за окно, и она тут же стала мокрой от мелких капель дождя. Провела ладонью по лицу, пытаясь охладить его, закрыла створку и легла на кровать.

Теперь уже не оставалось сомнений, что и в первый раз эрту принес Ворон, а вовсе не Керт. Да и зачем Керту это делать? Хоть он и оказывал мне явные знаки внимания, но был то ли слишком труслив, то ли, напротив, благоразумен и ни разу не перешел за опасную черту, чему я была только рада. А может, и правда, проверял нас по поручению Ворона, но мне не хотелось так думать.

Коснувшись цветов губами, я закрыла глаза и прошептала:

— Я люблю тебя…

После завтрака я пошла в мастерскую. Хотя дождь кончился, грязно-серые тучи висели над самым замком, обещая пролиться снова. Света для рисования не хватало, но я не знала, чем себя занять. В саду было сыро и холодно, в рощу идти тем более не хотелось. Книги вдруг перестали радовать. Там у героев все шло либо хорошо, и я отчаянно им завидовала, либо наоборот — так плохо, что от тоски хотелось выть по-волчьи.

Мне нужно было как-то выплеснуть то, что кипело внутри. Может, не рассказать об этом, но выпустить наружу чувства. Рисование помогало, но не слишком. Я никогда не училась, у нас дома и бумаги-то лишней не было. Отец отдавал мне свои ненужные записи, и я рисовала черным грифелем на свободных местах. Или на доске, которую можно было вытирать тряпкой. В замке мне разрешалось заказывать все необходимое: бумагу, цветные грифели и мелки, холст, краски, кисти. Но все равно не хватало мастерства, руки не слушались, и я никак не могла изобразить то, что видела мысленным взором.

Казалось, музыкой легче выразить то, что на душе. Девочек в Полуночных землях учили, в отличие от мальчиков, не в школах, а дома. Не только читать, считать и писать, но и пению, музыке, танцам, хорошим манерам. И если в чтении и письме я намного превосходила сестру, то музыка никак не давалась. Наш учитель постоянно ставил ее мне в пример и без конца делал ядовитые замечания: не грызи нергу, не пускай в нее слюни, дыши носом, а не ушами. От этого я еще больше терялась, путала пальцы на отверстиях, сбивала дыхание. С кералью получалось даже хуже: пальцы путались в струнах, сползали, цеплялись за них ногтями.

С пением все обстояло чуть лучше: мне достался неплохой слух, я легко запоминала мелодии и слова. Однако голос был слабым — то ли от природы, то ли от стеснения. Если мы пели с сестрой дуэтом, все слышали только ее. Я думала о том, чтобы попросить кого-то из музыкантов поучить меня игре и правильному пению, но отказалась от этой мысли. Кьяра проводила в музыкальном зале много времени, и она наверняка знала, как играет и поет настоящая Лилла. Не хватало только, чтобы ее принесло туда в тот момент, когда я буду хрипло дуть в нергу или извлекать из керали звуки, похожие на дребезжание стекла.

Именно об этом я думала, усевшись на широкий подоконник и пытаясь нарисовать горы в лунную ночь на прикрепленном к доске листе бумаги. И словно в продолжение моих мыслей открылась дверь, впустив Кьяру.

— Не помешаю? — поинтересовалась она и вошла, не дождавшись ответа. — Послушай, Лил, а почему ты не приходишь в музыкальный зал? Ты же хорошо играешь и поешь. И за ужином не захотела с нами выступить.

— Мне это никогда не нравилось, Кьяра, — рука с грифелем дрогнула, но я постаралась говорить равнодушно. — Просто хотелось позлить Илану — у нее как раз не получалось. Зато она хорошо рисовала, а я нет. Не хватало только, чтобы сравнивали в ее пользу.

— Да, Лил, разве ты вынесла бы это? — поддела она. — Зато теперь можешь рисовать в свое удовольствие, не опасаясь, что будут с кем-то сравнивать, мы с Ведой совсем не умеем.

— Именно так. Поэтому и не хочу играть и петь с вами — у вас получается лучше. Ты пришла об этом спросить — почему я не играю?

— Нет, — Кьяра вздохнула и села в кресло, предназначенное, видимо, для модели. — Не знаю, чем заняться. Не люблю осень — все серое, мрачное. Гулять холодно, вышивать не хочется, играть одной — тоже. А Веда с Вороном в библиотеке. Вот я и решила тебя найти. Не помешаю, если посижу немного с тобой?

— Нет, конечно, — улыбнулась я, сражаясь с желанием выкинуть ее в окно — под ним как раз была пропасть.

— Кажется, он всерьез увлечен Ведой, — Кьяра внимательно разглядывала свои ногти, выкрашенные в цвета осенних листьев. — Ворон. Часто вижу их вдвоем. Да и за столом все время на нее посматривает. Правда, танцевать редко приглашает, да это и понятно — она такая неуклюжая. Керт говорил, что постоянно наступает ему на ноги. Наверно, их в Ликуре толком не учат танцевать. Ой, надеюсь, я тебя не слишком огорчила? Мне показалось, ты тоже к нему неравнодушна. И такая расстроенная в последнее время.

— Я расстроена совсем из-за другого, Кьяра, — грифель сломался о бумагу с сухим треском. — Прилетела новость, что Фелис не слишком-то огорчен и вовсю ухаживает за Иланой. Я, конечно, предполагала, что такое может случиться, но не думала, что так скоро.

— Да, обидно, — притворно вздохнула она. — А как ты узнала? Пишешь домой?

— Нет. Ни разу не писала. Один из торговцев, которые привозят сюда товары, знает слугу из нашего дома. Торговец сказал привратнику, тот — моей Нетте, она мне.

Это, конечно, было бессовестное вранье — насчет торговца. Но в остальном я не сомневалась: Фелис встречается с мнимой Иланой и через несколько месяцев, после нового года, на ней женится.

— Сочувствую. А почему ты не пишешь? Ведь это не запрещено?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Не хочется. Да и о чем писать? «У меня все хорошо. Правитель вряд ли на мне женится, но я все равно останусь в замке»? Прежняя жизнь закончилась. А ты пишешь?

— Нет. Сначала собиралась написать отцу, но каждый день откладывала, откладывала. Пока не поняла, что не сделаю этого никогда. Ты права, Лил, все закончилось. И надо привыкать к новой жизни. Она с прежней никак не пересекается. Так значит… Ворон тебе не интересен?

Мне была отвратительна ее настойчивость — так же, как была отвратительна и она сама. Но мне не стоило ей этого показывать. Лилла точно бы так не сделала. Она поступила бы по-другому.

— Ну как тебе сказать, Кьяра? — я сделала вид, что задумалась. — Он мне не противен, но не более того. А тебе нравится? Или все-таки больше по душе Керт? Жаль, ты его не привлекаешь.