От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. - Виктор Гаврилов

Оценивая деятельность военно-политического руководства СССР накануне Великой Отечественной войны, следует еще раз в обобщенном в виде отметить главные допущенные им просчеты, имевшие трагические последствия.

В первую очередь, это ряд просчетов в военном строительстве (непродуманная реорганизация вооруженных сил, излишняя приверженность к опыту локальных конфликтов, перепроизводство устаревших образцов военной техники и вооружения, передислокация войск на Запад на необорудованные театры военных действий без соответствующей подготовки и обеспечения, приверженность идее создания долговременных мощных сооружений при отсутствии реальных возможностей, просчеты в комплектовании частей приграничных округов). Во-вторых, оперативно-стратегические просчеты (незавершенность организационно-мобилизационных мероприятий после передислокации войск на Запад, создание основной группировки войск на юго-востоке – Украина, неотработанность вопросов мобилизации, в том числе транспортных средств, нерешенность вопросов тылового обеспечения войск западных округов, несоответствие планов прикрытия реальным возможностям войск – совершенно не предусматривался порядок действий войск в случае внезапного вторжения, не предусматривались действия войск в случае глубокого стратегического прорыва противника, не планировалась и оборона в стратегическом масштабе). В-третьих, просчет в определении направления главного удара и сроков нападения вермахта.

Хотя в предвоенные годы военная доктрина СССР в целом правильно оценивала стратегический характер возможной войны, размах и ожесточенность боевых действий, их высокоманевренный характер, однако способы отражения агрессии представлялись упрощенно. Они понимались как кратковременные оборонительные действия с первых дней войны с целью прикрытия развертывания главных сил для последующего нанесения мощного ответного удара и перехода в решительное наступление. Основным видом действий советских войск считалось стратегическое наступление. Военная доктрина практически исключала возможность ведения войны на собственной территории.

Вплоть до июня 1941 года недооценивалась военная мощь Германии, господствовало мнение о случайном характере побед вермахта в Европе. Появление новых средств вооруженной борьбы, повышение ударных и маневренных возможностей вооруженных сил Германии, их способности проводить крупные наступательные операции бронетанковыми объединениями и соединениями во взаимодействии с авиацией не учитывались. Не учитывались также высокая мобильность вермахта и возможности германского командования по осуществлению массированных перебросок войск в кратчайшие сроки и внезапного сосредоточения сил и средств на направлении главного удара.

Наконец, большую роль сыграли и просчеты в области внешней политики – расчет на «большую игру» с Гитлером, надежды на его длительную войну на Западе; проведение непосредственно накануне германского нападения на СССР демонстративных акций «умиротворения»: дипломатические заявления и ускоренные экономические поставки товаров в Германию, а также ожидание ультиматума от Гитлера до начала войны в надежде на новые советско-германские переговоры. К тому же по-прежнему сохранялось колоссальное недоверие к западным лидерам, несмотря на предупреждения ряда из них о готовящемся германском вторжении.

Конечно, у такого недоверия были веские основания. Накануне войны отношения СССР с Великобританией и США оставляли желать лучшего. Военные поражения на Ближнем Востоке и на Балканах весной 1941 года привели Англию на грань полного «стратегического краха». В такой ситуации правительство У. Черчилля было заинтересовано в том, чтобы любыми способами спровоцировать войну Германии против СССР, и Сталин, очевидно, получал об этом информацию от разведки.

Поэтому предупреждение посла Великобритании Р. Криппса о том, что определенные круги в Англии в случае затягивания войны на длительный срок могут пойти на соглашение с рейхом на германских условиях, а также переданное им 19 апреля 1941 года предупреждение Черчилля о перебросках германских танковых дивизий в Польшу вызвали настороженное и недоверчивое отношение в Кремле[1938].

Эти два сообщения, совпавшие по времени, уже давали повод Сталину рассматривать происходящее как провокацию. Перелет Р. Гесса 10 мая в Англию и молчание официального Лондона относительно переговоров с ним давали Сталину дополнительную пищу для размышлений.

Следует отметить, что умышленное молчание английских властей относительно Гесса и его миссии сыграло свою роль и для окончательного решения Гитлера о войне с СССР, поскольку «прозрачно» намекало на возможность достижения какого-то соглашения. Наверняка фюрер понимал, что Гесс сообщил англичанам детали готовившегося нападения на СССР. И с высоты сегодняшнего дня становится еще более очевидным, что Черчилль переиграл Гитлера, окончательно уверив его, что с Запада ему ничего не грозит, если он направит свою агрессию на Восток.

Советскому руководству были также известны изоляционистские настроения в американском истэблишменте и то, что американский президент придерживается стратегии невмешательства, считая положение Англии критическим и почти безнадежным. В то же время в случае нейтралитета США возникала опасность того, что Великобритания может всерьез рассмотреть предложения Германии о сепаратном мире. Сталин получил детальную информацию на этот счет и понимал, что Запад может оставить Советский Союз один на один с нацистской Германией[1939].

По всей вероятности, именно неясность позиции Великобритании давала Сталину основания для оценки информации о скором германском нападении как стремлении Англии втянуть Советский Союз в войну с Третьим рейхом. В июне англичане неоднократно передавали советскому послу в Лондоне Майскому сведения о подготовке немцев к нападению на СССР, но вряд ли это вызывало доверие у советского руководства. 15 июня 1941 года Черчилль проинформировал Рузвельта о том, что Германия готова напасть на СССР, и получил его заверения, что он готов публично поддержать «любое заявление, которое может сделать премьер-министр, приветствуя Россию как союзника»[1940].

С другой стороны, очевидно, что односторонние советские расчеты на новые договоренности с Германией и попытки отсрочить германское нападение путем политики непровоцирования потенциального агрессора не оправдали себя. Поэтому анализ документального фактического материала политического, дипломатического, разведывательного характера позволяет сделать вывод, что одним из главных просчетов советского руководства накануне войны было то, что оно не сумело правильно уловить тот переломный момент, когда нужно было принимать решение о переходе армии и страны на полный режим военного времени. Перед войной резко снизилась и политико-дипломатическая активность СССР. В пропаганде на международной арене по-прежнему доминировали идеологизированные подходы.