Страдания и Звёздный свет - Каролайн Пекхам

прижались к моим, и он использовал свой вес, чтобы удержать меня на месте под ним.

— Ты хорошо выглядишь внизу, Калеб, — поддразнивал он. — Хочешь узнать, как это здорово — быть моим сабмиссивом?

Я оскалил клыки, пытаясь оттолкнуть его от себя, сердце бешено колотилось в груди. Я метался между яростью и возбуждением от этой игры, которую, как я знал, никто из нас не хотел проигрывать.

— Я думаю, что роль саба подходит больше тебе, — шипел я, дергая руками, но их удерживали лианы, а также его руки, так что я не мог освободиться. — Ты практически растаял для меня, когда я назвал тебя хорошим щенком.

Сет мрачно усмехнулся, его глаза сверкнули. — Нет, я просто позволил тебе так думать. Я хотел, чтобы ты чувствовал себя хорошо в роли большого, плохого Вампира, но на самом деле, когда доходит до дела, ты просто маленький испуганный мальчик, не так ли, Калеб? Ты думал, что поиграешь с Волком и посмотришь, понравится ли тебе это, но теперь ты вляпался по уши, размышляя, не безопаснее ли вернуться к своей бывшей и ее сиськам и…

— Какого хрена ты так зациклился на сиськах Тори? — потребовал я, и он зарычал на меня.

— Потому что я не люблю, когда меня используют в качестве отвлекающего маневра, — жестко ответил он, его пресс вздулся, когда он сильнее надавил на меня своим весом, удерживая меня под собой. — И именно этим я для тебя и являюсь, не так ли? Маленький эксперимент с чем-то новым. То, что возбуждает тебя из-за новизны чего-то другого после многих лет занятий одним и тем же ванильным дерьмом. Но в глубине души ты и есть ваниль, Калеб, а я — гребаное радужное мороженое, с которым ты не можешь справиться, кроме как лизнуть.

— Я могу справиться с большим, чем ты, придурок, — прорычал я, дергая за лианы, которые он использовал, чтобы удерживать меня, и разрывая их приливом своей одаренной силы.

Я перевернул нас, повалив Сета на кровать, и подался вперед, устремив взгляд на его шею. Но прежде чем я успел сделать выпад, он снова перевернул нас, его рука схватила меня за горло и заставила откинуть голову назад, прежде чем его губы захватили мои в жестоком, карающем поцелуе.

Я открылся для него, мой позвоночник уперся в матрас, когда его язык погрузился в мой рот, и мое сердце перевернулось в груди, ярость сменилась похотью в одно мгновение, мой разум пошатнулся от этой перемены.

— Докажи это, — прорычал он мне в рот, его зубы впились в мою нижнюю губу, заставив меня застонать, когда я выгнул бедра под ним.

Слова, которые он бросил мне на пляже, эхом отдавались в моей голове. Он издевался надо мной из-за того, что преследовало меня с тех пор, как я впервые осознал, как сильно я его хочу. Напомнил мне, что он знал так же хорошо, как и я, что я не понимал, что делаю, когда дело касалось меня и его. Я еще ни разу не трахался с парнем, и мой страх перед этим и перед тем, с каким количеством других ему придется меня сравнивать, сдерживал меня несколько недель. Но он также бросил мне вызов и велел позволить ему научить меня. Он сказал, что научит, и, чувствуя вес его тела, прижимающего меня к кровати, и пульсацию моего члена, пока я прижимался к нему, я понял, что хочу этого больше, чем когда-либо.

Мое сердце разрывалось от предвкушения и возбуждения, но когда за окном сменились облака, нас залил лунный свет, сдобренный сиянием Венеры, планета висела в небе высоко над самой луной. Я ощущал, как во мне разгорается желание, которым они управляли, моя потребность в нем превзошла все мои страхи и неуверенность, и я просто позволил себе почувствовать отчаянную мольбу своего тела.

Черт, я хотел этого. Меня так тошнило от попыток представить себе это, от того, что я трахал собственную руку, думая об этом, от того, что я наблюдал за ним, когда он не знал, что я наблюдал за ним, и мучительно искал правильные слова, чтобы попросить его об этом. Но я понял, что мне не нужны слова. Он ясно дал понять, что я должен сделать, чтобы завладеть этой его частью, и неважно, насколько мимолетной была важность этого для него, я знал, что все равно хочу этого.

Я разорвал наш поцелуй, откинул голову назад и посмотрел ему в глаза, его вкус смешался с кровью, которая пролилась на мой рот, когда я облизнул губы. Когда его глаза стали настороженными, а его хватка на мне угрожала ослабнуть, я взял себя в руки и приподнял подбородок.

Моя голова упала обратно на подушки, мой взгляд оторвался от его, и я сосредоточился на изголовье кровати. Его резкий вдох был единственным подтверждением того, что он знал, что я делаю, что предлагаю, обнажив свое горло в покорности, как он и сказал мне.

Я сглотнул, когда он остался неподвижным на мне, тяжесть его взгляда ощущалась как нечестивый суд над моей плотью, пока он оценивал мое предложение.

Никогда в жизни я так не подчинялся. Никому и ни в чем. Никому, кроме него.

Прикосновение его рта к моему горлу было возбуждением и грехом, нечестивое удовольствие пронеслось сквозь меня, когда его щетина задевала мою собственную, его губы касались этого самого уязвимого, чувствительного места.

Дрожь пронзила мою плоть от ощущения его рта на моей коже, от осознания того, как легко он может разорвать мое горло, если захочет. В этот момент я был его, полностью, бесспорно, его.

Сет внезапно двинулся, волк в нем взял верх, и острота его зубов, вонзившихся в мою кожу, вырвала из моих легких вздох, и я выгнулся под ним дугой.

Он зарычал, когда укусил меня, волк в нем взял контроль, в то время как вампир во мне бушевал против такой невозможности. Никто никогда не кусал меня так. Ни разу. Черт, кроме Ориона, меня вообще никто никогда не кусал, и это не могло оказаться дальше от реальности, даже если бы попыталось.

Я ругнулся, поднимая бедра вверх, мой член пульсировал от потребности, пока я терся о его промежность, чувствуя, как его собственная эрекция напрягается сквозь джинсы, когда он тоже опускался на меня.

Сет отпустил мое запястье, его рука двинулась вниз по рубашке, расстегивая пуговицы так легко, как будто их там и не было вовсе, его пальцы протискивались между тканью, исследуя мое тело, его зубы