Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос

Не ощущаю никакой страсти, ни малейшего физического притяжения к этому парню. Не могу испытывать ненависть. Оцениваю угрозу, но не боюсь. Наше общение складывается просто, легко и приятно.

Почему так?..

И как объяснить все фон Вейганду.

***

Город засыпает, просыпается мафия.

Моя кожа бледна, не спасают румяна. Глаза густо подведены темным карандашом, ресницы дрожат, отбрасывают неровные тени на слегка припудренные щеки. Губы приоткрыты в затянувшемся вздохе.

Гигантское алое пятно контрастно выделяется на золотистом покрывале. Рваные края мерцают в полумраке. Это не кровь. Это платье из тончайшей, нежной ткани.

Мои волосы собраны в аккуратный пучок на затылке, несколько прядей выбиваются, создают изящный творческий беспорядок.

Не проклинай, не умоляй. Не надейся разжалобить. Грядет расплата за грехи. Кто не спрятался, сам виноват.

Слуги покидают комнату, и мне приходится приложить огромные усилия, чтобы не броситься следом за ними. Молюсь и матерюсь, приближаю рандеву в аду. Стараюсь держать марку.

I don’t give a fuck. (Поеб*ть.)

Повторяю раз за разом, пока на зубах не навязнет. Нервно тереблю пояс халата, изучаю собственный затравленный взгляд в зеркале. Вздрагиваю всем телом, когда отворяется дверь.

— Осторожно, я голая, — решаю по привычке припугнуть Андрея.

— Не страшно, — хриплый голос проникает в плоть и в кровь. — Я тоже.

Петля затягивается вокруг горла. Зрачки невольно расширяются, кожа враз покрывается мурашками.

Оборачиваюсь, реагирую рефлекторно.

— Лжешь, — бросаю разочарованно.

— Мы оба в этом преуспели, — парирует с издевательским смешком.

Черт.

Меня трясет, колотит точно в лихорадке, так, что зуб на зуб не попадает.

То ли от резкого перепада температуры, то ли от тяжелого взора, который не предвещает ничего хорошего.

— Готова поразвлечься? — ухмыляется фон Вейганд. — Нас ждет увлекательный вечер.

Инстинктивно оглядываюсь в поисках инструментов для зажигательной экзекуции. Не замечаю ни дыбы, ни тисков для дробления пальцев.

Реальный повод запереживать и напрячься.

— Подвал вроде далековато, — протягиваю неуверенно. — Если только не воспользуемся частным самолетом и не вернемся на родину, в Германию.

Заткнись, идиотка.

Не подсказывай ему варианты.

— Я собирался предложить оперу, — произносит задумчиво. — Не каждый день получаешь билеты на премьеру. Но твоя идея интригует гораздо больше.

— Шучу, — заявляю поспешно, истерично хихикаю. — Не могу себя контролировать. Юмор рвется наружу.

Ага, давай, поведай несколько увлекательных историй. Про Стаса, про Гая Мортона. Докажи мазохизм опытным путем. Опять. Молодец, так держать.

— Слушай, ты обязан вывести меня в свет, — поспешно развиваю тему. — Я же никогда не была в приличных местах. Балет не считается. Не досмотрела. Маша постоянно дергала, толкала в бок и тянула к выходу. Типа пляшут красиво, но как-то скучновато. Не позволила прикоснуться к прекрасному. Черствая натура, вполне логично, что потом она с легкостью запрыгнула на чужого жениха.

Он не торопится прокомментировать крик души, подходит к постели, изучает развратное платье. Никаких вырезов или разрезов. Скромная длина. Однако цвет бьет по глазам.

Неужели недоволен? Странно, ведь лично выбирал и одобрил.

— Одевайся, — произносит ровно.

Отступает, усаживается в кресло, широко расставив ноги.

Абсолютно трезвый и спокойный. Ни тени ярости, ни единого намека на скрытую агрессию. Безразличный наблюдатель.

Медленно поднимаюсь, делаю пару шагов.

От гулких ударов сердца становится физически больно. Язык примерзает к небу. Вся смелость вмиг выветривается.

Господи, как холодно. Не замечаю пламени под льдистым покровом.

В черных глазах клубится мрак. Беспросветная темнота. Возникает ощущение, будто бреду по туннелю без начала и конца.

Развязываю пояс, сбрасываю халат.

— Как твоя прогулка? — вкрадчивый вопрос стальной иглой врезается в мозг.

— Неплохо, — отвечаю уклончиво.

— Достучалась до небес? — спрашивает саркастически.

Замираю, не способна даже сглотнуть.

— Ты следил за мной? — бормочу надтреснутым голосом. — Обещал дать немного свободы, но снова контролировал каждый шаг.

— Надевай белье, — заявляет мрачно.

Покрываюсь испариной, послушно подчиняюсь, не смею опротестовать столь четкий приказ. Подступаю ближе к кровати, наклоняюсь, осторожно дотрагиваюсь до ажурного кружева. Сперва все выходит достаточно просто. Бюстгальтер и трусики приятно ласкают кожу. С чулками труднее. Пальцы дрожат, движения скованны, действую точно во сне. Хожу прямо по лезвию ножа.

— Нет, это не подходит, — чеканит фон Вейганд, когда я тянусь за платьем.

— Разве не ты… — замолкаю под недобрым взглядом, тут же отступаю на безопасное расстояние.

Мой палач лишь усмехается шире, приближается к огромному шкафу, распахивает настежь, методично перебирает содержимое.

— Лови, — бросает мне новый наряд.

Очень мило.

Крепко сжимаю мягкую стеганную ткань, украдкой рассматриваю очередной вердикт хозяина. Надеваю и оборачиваюсь, желаю внимательно разглядеть себя в зеркале. Не рискую провоцировать, благоразумно прикрываю наготу.

Целомудренное черное платье. Вырез лодочкой, рукав три четверти, длина до середины бедра. Вверху тонкая белая полоса, внизу полоса потолще.

Чистота и невинность.

В подобном выборе явно сквозит ирония.

Особенно если вспомнить про откровенное ярко-красное белье, которое скрывается под просторной рясой.

Стоп, наряд действительно навевает определенные ассоциации. Не успеваю раскрутить мысль до логического конца.

— Какая соблазнительная монашка, — нарочито елейно произносит фон Вейганд, подходит сзади, обнимает за талию, притягивает, впечатывая в собственное тело.

— Немного отдает богохульством, — замечаю нервно, дергаюсь, совершаю робкую попытку освободиться. — Прекрати.

— Боишься кары свыше? — склоняется, трется щекой о мою шею, вынуждая трепетать. — Не стоит, я сегодня в отличном расположении духа.

— Не гневи судьбу, — ощущаю приближение острого сердечного приступа.

— Еще не поняла? — запечатлевает жаркий поцелуй там, где неистово пульсирует яремная вена. — Я и есть твоя судьба.